Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1 - [58]

Посол, который обычно бывал очень живым и энергичным, на этот раз ограничился тем, что ответил мне с видимым спокойствием: «Вы не можете отказаться от столь важного поста, тем более в тот момент, когда ваша родина более всего нуждается в ваших услугах. После всех переворотов, которые происходили в вашем правительстве, ему пора опереться на прочные и незыблемые основания – таково желание императрицы, и это же будет предметом обсуждения на сейме. Что же касается слухов о новом разделе, то это чистый вымысел пустых голов, праздных и вечно беспокойных, которые ищут на себя новых несчастий и неблагосклонности императрицы, благодеяний которой не признают. Вы жалуетесь на занятие большей части Польши иностранными войсками и угрозы оставить такое положение дел навсегда. Но разве есть иное средство привести в разум вашу вечно бурлящую нацию, не умеющую прийти к согласию, которая без конца волнуется – как бурное море? Разве вы не видите, что императрица, требуя созвать сейм в Гродно, надеется, что новая ассамблея представителей нации окажется более разумной, чем предыдущая? Не думаете ли вы, что если она не обманется в своих ожиданиях, то выведет свои войска с тем же удовольствием, насколько трудно ей было принять решение об их вводе, – и сделала она это только для того, чтобы открыть вам глаза на ваши подлинные интересы? Полагаете ли вы, что в намерения императрицы входит увеличение владений ее соседа прусского короля? И что в ее интересах сокращение границ Польши?

В конечном счете все зависит от благоразумия тех, кто направляет действия сейма, и от того, каково будет их отношение к России. Я не знаю, какие указания моя государыня соизволит дать мне в дальнейшем, но до сих пор я не имел от нее ни одного, которое говорило бы о враждебных намерениях по отношению к польской нации. Как я уже сказал, если поляки сумеют достойным поведением приобрести доверие и защиту императрицы, вы сможете сохранить политическую независимость среди государств Европы и укрепить ее гарантией России и разумным образом своего правления».

Вследствие такого объяснения, которое имело всю видимость правды, я несколько успокоился, но не был до конца убежден. Ведь так легко поверить в то, чего так сильно желаешь!

Я объявил послу, что после всех заверений, которые он мне представил и в которые я верю, потому что считаю его человеком чести, – я отправлюсь в Гродно. Но я предупреждаю, что поскольку главным предметом обсуждения, как он сказал, будет организация новой формы правления, соответствующей нынешним обстоятельствам в Польше, то я беру на себя представить такой проект, чтобы создать затем комитет, который займется составлением нового проекта конституции.

Сиверс не нашелся ничего возразить и даже, наоборот, поощрил меня заняться этим. Мы с ним расстались в добром согласии, которому не суждено было продлиться, как это вскоре будет видно.

Предполагая представить такой проект сейму, я имел в виду: 1. предупредить, что никакой иной проект не должен приниматься к обсуждению до данного проекта; 2. учесть, какое впечатление произведет этот демарш на послов России и Пруссии, как и на самих членов сейма; 3. в случае если такой проект пройдет, предложить королю назвать честных и образованных людей для создания комитета, который постарается сохранить большую часть законов, установленных конституцией 3 мая, лишь подправив их применительно к нынешним обстоятельствам. И наконец, 4. если проект не пройдет и начнутся дипломатические переговоры с послами России и Пруссии, покинуть любой ценой Гродно и удалиться в деревню.

Мне и в самом деле не понадобился бы предлог в виде болезни, так как я покидал Варшаву в состоянии желчной лихорадки, от которой затем еще долго страдал.

В день начала работы сейма, то есть 17 июня, после речи короля и еще некоторых традиционных речей, я произнес свою – вначале как занимающий в первый раз пост министра, а закончил тем, что заявил: «Исходя из неотложной нужды уврачевать язвы нашей родины, облегчить ее несчастья и заложить прочные основы ее правления, вижу потребность в создании новой конституции, которая заменила бы те законы, которые то принимались, то отменялись партиями, интересы которых сталкивались между собой, и потому предлагаю назначить комиссию, которая займется этой работой, указываю инструкции, которые должны быть ей даны, и заявляю, что подчиняюсь воле сейма». Затем я передал секретарю сейма мой проект, который и был зачитан. Я предполагал, что, в соответствии с прежними законами, этот проект будет напечатан, распространен среди членов сейма, затем, через три дня, зачитан перед полным составом сейма, чтобы затем быть обсужденным, отклоненным или одобренным большинством голосов.

Два дня спустя, в час ночи, я получил записку от российского посла, в которой содержалось следующее: «Господин граф, я только что узнал, что вы осмелились представить сейму проект, о котором я ничего не знал и который может только помешать работе сейма, прерывая обсуждения того вопроса, который должен быть целью заседаний. Таким образом, я заявляю вашему превосходительству, что если вы не напишете немедленно маршалку сейма о том, что отзываете ваш прекрасный проект, я через час отдам приказ о наложении секвестра на все ваши земли.