Мемуары - [9]

Из этого движения Шамиль приобрел, что из числа кабардинцев Магомет Анзоров, Магомет Куднистов с несколькими авторитетными узденями и из Тагаурских алдар Дударов ушли в Чечню, где с большою пользою служили Шамилю в звании наибов.

Так кончилось нашествие Шамиля на Кабарду и стремление некоторых кабардинских и тагаурских почетных людей, желавших доброго, но по разногласию влиятельных людей невозможного дела соединения Дагестана с Закубанью.[13]

На другой день после ухода Шамиля из Кабарды прибыл во Владикавказ князь Воронцов, который к общему удивлению и сверх всякого ожидания горцев и русских ни одного из приставших к Шамилю кабардинцев и тагаурцев не наказал, а многих, не принявших сторону Шамиля, наградил, чем совершенно успокоил и убедил горцев в готовности своей искать случая награждать, а не наказывать. Такой системой князь Воронцов управлял и, командуя войсками, положил верную основу к скорому покорению Кавказа, За что в городе Тифлисе поставлен ему достойный памятник.

Хотя и после него бывший главнокомандующий и наместник князь Барятинский поддерживал систему управления Воронцова, но, несмотря на счастливые его походы против горцев и взятие Шамиля в плен, он не может быть сравнен с князем Воронцовым.

Во время бытности Шамиля в Кабарде, я, как выше сказано, был в городе Варшаве, где, сдав вверенную мне команду, собирался возвращаться на Кавказ.

В один день, чуть свет вошел ко мне начальник иррегулярной бригады генерал-майор князь Бебутов, и, застав меня в постели, сказал: «В городе Кракове полное восстание и все поляки Царства Польского с ними заодно в заговоре и потому мне приказано сегодня же выступить в Краков со всею моею храброй бригадою. Надеюсь, что и храбрый ротмистр Муссабек сделает мне удовольствие и пожелает принять начальство над конно-горским дивизионом и отправится с нами». С большим удовольствием я согласился на предложение князя Бебутова и в тот же день выступил с дивизионом в поход.

Приближаясь к городу Кракову, мы встретили городских депутатов, которые на вопрос Бебутова, что делается в городе, ответили, что мятежники, узнав о приближении русских войск, чуть свет оставили город и отправились к прусской границе.

Князь Бебутов отправил делегатов этих к генералу Пенютину, следовавшему за нами со своей дивизией, а сам, подъехав с бригадой к воротам города, ожидал приказания генерала Пенютина. В скором времени вернулись и депутаты, с которыми бригада наша вошла в Краков, где жители встретили нас с поддельной радостью.

На другой день мы и донской казачий полк под командой полковника князя Барятинского, (который в 1856 году был на Кавказе царским наместником и главнокомандующим войсками), напрасно преследовали до самой прусской границы мятежников. Они четырьмя часами раньше перешли ее и, сложив там оружие, отправились далее, Тем кончился наш быстрый поход.

Когда я вернулся из Варшавы на Кавказ, князь Воронцов, а, в особенности, супруга его, начали ко мне благоволить. Князь, вследствие рекомендации бывшего во время командования краем ген. Головина начальником его штаба генерала Коцебу, в том же году вторично назначенного начальником Главного Кавказского Штаба, а княгиня, по рекомендации товарища моего, ротмистра Султан АдильГирея, бывшего адъютантом главнокомандующего. Таким образом, оставаясь при генерале Нестерове, я пользовался хорошим расположением и доверием главнокомандующего.

В 1848 году главнокомандующий поручил мне склонить Шамиля к переговорам о заключении мира через посредство знакомых мне его наибов: кабардинца Магомета Мирзы и родственника моего Дударова, бывших у Шамиля и у горцев в большом почете.

Переговоры мои сначала шли очень удачно, но, к сожалению, под конец они не состоялись. Шамиль требовал независимости от русских всех горцев, бывших тогда под его властью, на что князь согласился, исключая из этого числа Малую Чечню.

К несчастью, в то самое время, при набеге около гор. Кизляра, небольшой чеченской партией был взят в плен один отставной русский майор, которого, не знаю за что, Шамиль приказал расстрелять. Поступок этот до того рассердил князя Воронцова, что узнав о нем, князь прекратил с ним всякие переговоры.

Во время переговоров этих я вывез из Чечни сильно трогательное впечатление. Что день, что час во всех аулах злополучные жители ожидали с оружием в руках нападения врага, действовавшего против них огнем и мечом. Мужчины, удалив страх смерти, успокаивали себя в мечети молитвой, ободряющей их к твердому сопротивлению.

Народные песни заменили следующей: «Нет Бога, кроме единого Бога. О, Боже! Мы не имеем никого, к кому бы мы могли обратиться за помощью, никого, кому могли бы довериться. На Тебя только уповаем. Тебя только умоляем: избавь нас от тирана (аулум)».

Песня эта в саклях и на улицах была постоянно на устах обоего пола. Слыша ее из уст детей, только что начавших говорить, и сознавая в ней истину, сердце изливалось кровью.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Старшина Гехинского общества и пленный солдат. — Вызов охотников в Венгерскую кампанию. — Назначение меня командиром конно-горского дивизиона. — Брожение среди тагаурских алдаров. — Переход брата моего к Шамилю. — Отпуск мой на Кавказ и свидание с братом.