Мемуары - [29]

Хотя правительство не краснело иметь Засса начальником края, но все честные русские офицеры, гнушаясь служить под его начальством, уходили из вверенной ему Кубанской линии.

Кабардинский князь Джанбот Атажукин, потеряв всякое терпение испытывать оскорбительное обращение с ним ближайшего начальства, оставил родину свою и перешел к непокоренным закубанцам, где он, хорошо ознакомившись с краем, начал с сильными партиями делать набеги на Кубанскую и Лабинскую линии.

По мере его успешных нападений живо росли к нему уважение и любовь всех закубанских племен.

Между тем не менее того росли к нему гнев и злость генерала Засса, часто получавшего замечания от командовавшего войсками Кавказской области генерала Вельяминова за безнаказанные набеги Атажукина до самого города Ставрополя.

Засс, никогда не гнушавшийся самых низких мер, по своему обыкновению начал тщательно искать случая, чтобы подстрелить из-за угла, как князя Айтекова, или ядом отравить Атажукина.

Трое из закубанских ногайцев, жители аула князя Адильгирея Кайланова, давно желали избавиться от русского подданства, но будучи очень зажиточными людьми, но не могли со своими табунами лошадей и стадами овец подняться и незаметно, без вреда успеть переправиться через кордонную линию.

Поэтому они, зная гнусное намерение Засса, ловко к нему обратились с предложением исполнить его желание — тайком подстрелить князя Атажукина. Засс, в прежде бывших делах и поручениях испытавший их храбрость и энергию, с восторгом обещал им по 250 рублей серебром единовременно и офицерские чины с жалованьем. Хитрые ногайцы, поблагодаривши его за большую к ним милость, легко убедили его, что для верного успеха и во избежание всякого подозрения как со стороны Атажукина, так равно и его народа, им следует, забравши все свое имущество, на время переселиться к непокорным ногайцам, к князю Алокаю Мансурову, где они очень легко могут сблизиться с кн. Атажукиным, предложивши ему свои услуги в качестве проводников по всей Кубанской линии.

Засс до того был обрадован мнимой готовностью этих ногайцев на злодеяние, что уже считал Атажукина трупом и потребовал от них не позже десяти дней совершить их переезд за Лабу.

Таким образом, ногайцы эти, одурачивши низкого Засса, как нельзя kswxe добились исполнения своего заветного желания.

(Впоследствии один из них, по имени Топар Тимур, разбоями своими наводил страх на казачьи станицы).

Ногайцы эти, водворившись в ауле Мансурова, отправились к кн. Атажукину и рассказали ему подробно все вышеописанное. Топал Тимур предложил ему при этом воспользоваться случаем и употребить зассовское поручение против самого Засса: т. е. заманить его в засаду и отомстить за покойного, кн. Джанболата Айтекова.

На это вот что ответил благородный Атажукин:

— Топал Тимур! Я, слава Богу, мусульманин и порядочный человек, а длинноусый генерал — гяур[43] и бесчестный человек. Положим, что тебе удастся заманить его и дать мне случай отомстить за покойного князя Айтекова. Но, согласись, что князь от этого не воскреснет, а на место Засса пришлют другого Засса, а мне же никто не сможет возвратить потерянную мою честь.

Разговор этот слово в слово дошел до Вельяминова, который, поняв благородную душу Атажукина, употребил против него изворотливую политику, совершенно противоположную зассовским приемам.

В одном деле на Усть-Лабе из партии Атажукина остались на поле битвы два черкеса тяжело раненными.

Генерал Вельяминов приказал их прислать в Ставропольский госпиталь, где они были совершенно вылечены и после того представлены ему.

Вельяминов принял их очень ласково, похвалив их храбрость и честные правила князя Атажукина и вместе с тем милостиво объявил им, что они свободны и могут ехать к себе домой.

Черкесы удивленно переглянулись, не веря своему счастью, и один из них поспешно спросил переводчика:

— Правда ли это?

Вельяминов, узнавши от переводчика о заданном ему вопросе, громко расхохотался и спросил их:

— Почему вы сомневаетесь?

— Потому что это совершенно небывалое великодушие и милость со стороны русского начальника, — ответил черкес.

— Скажите князю Джанботу Атажукину, — продолжал Вельяминов, что лучше иметь дело с храбрым и честным врагом, чем с трусливым и бесчестным, и потому я вас, как храбрых и честных черкесов, возвращаю обратно к. нему. Прощайте и не забудьте передать князю все, что вы слышали от меня.

Как Атажукин, так равно все закубанские племена, были сильно изумлены мнимым великодушием красного генерала.[44]

Спустя год после освобождения этих черкесов, Вельяминов с отрядом своим пошел к белореченским черкесам и после жарких дел остановился лагерем около реки и послал к кн. Атажукину просить его приехать к нему на свидание, присовокупив:

— Я уверен, что князь уважит мою просьбу и приедет ко мне с полной уверенностью, что я не менее его уважаю свою честь и что после короткого свидания нашего он благополучно возвратится к себе домой.

Князь, получивши приглашение Вельяминова, в тот же день приехал к нему с десятью всадниками в полном вооружении и представился ему.

Князь и первостепенный уздень Кульшуку Анзоров были приглашены в ставку Вельяминова и, после длинных его советов и справедливых жалоб Атажукина, разговор их кончился тем, что князь дал слово принести покорность и, согласно желанию Вельяминова, водвориться на верховья Кубани, на Теберде. А генерал Вельяминов дал ему слово, что земля эта в количестве десяти тысяч десятин, кроме того, что Атажукин имеет в Большой Кабарде, будет утверждена за ним планом и актом.