Мемуары - [29]

Однажды вечером Ее Величество прошла к озеру, села на скамейке, приказала мне сесть рядом с ней и предложила Их Императорским Высочествам покормить лебедей, которые были приучены к этому. Все придворные приняли участие в этой забаве. В это время Государыня говорила мне про моакса, род американской кошки, которую все боялись и которая была очень к ней привязана.

— Представьте себе, — сказала она, — как несправедливо поступили с ним вчера. (Я была больна и не приезжала ко двору.) В то время как мы были у колоннады, этот бедный моакс прыгнул на плечо Великой Княгине и хотел к ней приласкаться. Она оттолкнула его веером, это движение вызвало неумеренное усердие, и бедное животное было позорно изгнано. С тех пор я его не видала.

Едва Ее Величество кончила говорить, как моакс показался сзади нас на спинке скамьи. К несчастью, у меня была такая же шляпа, как накануне у Великой Княгини; он принял меня за нее, но, обнюхав мое лицо, он убедился в своей ошибке, впустил мне когти в верхнюю губу и схватил мою щеку зубами.

Императрица закричала, называя меня по-русски самыми нежными именами; кровь текла у меня из губы, что еще более увеличивало ее испуг. Я умоляла ее ничего не бояться. Одной рукой я схватила морду моего врага, другой взяла его за хвост и отдала его камер-юнкеру, которого Ее Величество позвала мне на помощь.

Она была бесконечно довольна мною, что я не испугалась, сказала мне слишком много лестного за такое небольшое испытание храбрости; она вытерла мне кровь своим платком, повторяя, что ей очень приятно, что у меня нет кривлянья и истерик. Бедного моакса посадили в железную клетку, послали в город в Эрмитаж, и больше его не видали.

Летом случилась довольно оригинальная история. Согласно разрешению Императрицы, данному камергерам, оставаться сколько им угодно в Царском Селе, они забросили свою службу у Великого Князя в Павловске, и вследствие этого Ростопчин, находившийся там, не мог никуда оттуда уехать. Выведенный из терпения этой особой ссылкой, он решился написать циркулярное письмо, довольно колкое, в форме вызова на дуэль всем своим коллегам. Это письмо было составлено так, чтобы осмеять каждого, разбирая подробно мотивы его небрежности. Все эти господа обиделись и пожелали драться с Ростопчиным, который принял вызов и попросил моего мужа быть секундантом. Князь Михаил Голицын и граф Шувалов¹³⁾ должны были драться первыми. Назначили свидание, но они оказались настолько рассудительными, что муж воспользовался их мирным настроением и окончил дело полюбовно. Постарались также успокоить князя Барятинского¹⁴⁾, брата графини Толстой.

Эта история дошла до Государыни, и она, желая дать пример, сослала Ростопчина в свое имение с женой. Он несколько месяцев перед этим женился на второй племяннице м-ль Протасовой. Это изгнание очень огорчило Великого Князя Александра и Великую Княгиню Елизавету, которые его очень любили. Мы все были страшно печальны. Государыня провела вечер внутри колоннады; она наблюдала наши вытянувшиеся лица и сказала графу Строганову, находившемуся около нее:

— Можно подумать, что Ростопчин потерян для жизни.

Она послала князя Барятинского к Суворову в Варшаву, так как война еще продолжалась; он возвратился после конца кампании, когда последовал мир. Ростопчин был возвращен через несколько месяцев. Эта ссылка доставила ему милость Великого Князя Павла, который считал его человеком, пострадавшим за него.

В этом году летом была особенно прекрасная погода. Но все-таки приближался момент отъезда из Царского Села, и я думала об этом с сожалением. Уже было десятое августа, и ночи, хотя и немного темные, были покойны и теплы. Великая Княгиня предложила мне сделать прогулку после вечера у Императрицы. Я согласилась при условии, что Великий Князь и мой муж также будут участвовать в ней. Мы условились, что я с мужем буду дожидаться их в большой средней аллее, наиболее тенистой, и что, переменив платье, она придет к нам с Великим Князем.

Она пришла через четверть часа с ним под руку. На ней был редингот из голубого кашемира и черная касторовая шляпа. Мы сели вдвоем на скамейке, а Великий Князь с мужем пошли до конца аллеи. Окружившая нас тишина делала еще более чувствительной неопределенность ночного воздуха. Несмотря на отсутствие ветра, в природе чувствуется какое-то дрожание, точно она прислушивается к нашим удовольствиям и печалям.

Мы хранили молчание, свидетельствующее о доверии, которое с такою прелестью и готовностью дарит дружба. Ищут друг друга, желают быть вместе, молчат и удовлетворены: это главное чувство жизни сердца, и, несмотря на его горячность, нежность может его успокоить.

Великая Княгиня прервала молчание, чтобы живо выразить мне все, что происходило в ней. Казалось, ей не хватало слов. Вдруг поднялся ветер, нагнувший ветки над нашими головами. Она воскликнула:

— Mon Dieu, je vous rerinercie! Природа согласна со мной.

Я взяла ее за руку и предложила ей идти навстречу возвращавшемуся Великому Князю. Он предложил нам пойти подождать его в круглую.беседку близ поля с розами, а сам он хотел отправиться с мужем к развалинам*, посмотреть, нет ли там воров. Великая Княгиня была очень рада опять остаться со мной вдвоем. Мы вошли в эту беседку, открытую со всех сторон — купол поддерживается колоннами, — и сели на скамейку. Великая Княгиня прислонилась ко мне-и продолжала свой рассказ. Моя душа с жадностью воспринимала каждое слово, выходившее из ее уст. Что за исследование — знакомиться с чистой и нетронутой душой, способной к принятию прекрасных и глу боких впечатлений! -