Мемуары Эмани - [33]

– Посмотри сюда, пожалуйста, – обратилась ко мне хозяйка. Она нежно гладила руками бока выпуклой вазы и произнесла с волнением: – «Vetro Artistiko Murano!»

После длинного рассказа с жестикуляциями мне стало ясно, что ваза не дорогая, а очень дорогая, потому что сделана по заказу из муранского стекла и украшена золотыми нитями. Я поняла, что демонстрировать свое благосостояние в Бельгии не принято. Если в дом приходит чужой или, не приведи бог, судебный исполнитель, предметы роскоши прячут от чужих глаз – показывают, что живут небогато, мебель самая простая.

* * *

Каждый вторник Марика ездила в Голландию за цветами. Белые розы лежали грудой на кухонном столе. Надев длинные резиновые перчатки, она начинала работать сама. Подрезала наискосок длинные сочные стебли, отрывала лишние листья и, любуясь готовым букетом, рассуждала о том, что красота продлевает жизнь.

Красивого в ее доме было много, даже подвал с погребом были настоящим винным царством. На полках лежали бутылки с марочными винами, дорогие и эксклюзивные.

– Прибери здесь, – махнула как-то раз она рукой и удалилась.

Я уже вытирала толстый слой пыли с последней бутылки, когда услышала сдавленный стон хозяйки: «О, нет! Только не это!» Пыль, которую собирали годами на бутылках с вином, была знаком их качества.

К полудню у меня от работы темнело в глазах, кружилась голова. Хозяйка, увидев мое серое лицо с красными пятнами, подносила красивый бокал на высокой ножке с неизменными словами:

– Кьянти – это вино из Италии.

Ее супруг был родом из Италии.

Стоя на кухне, я глотала вино, кислое и терпкое, в желудке становилось тепло, силы возвращались до конца дня. Вечером она выносила деньги, стараясь собрать мелочь, и отсчитывала по монетке.

Марика считала себя смелой и хвалилась: «Мои знакомые отговаривали меня брать в помощницы иностранку. Теперь завидуют. Наши так не умеют работать».

Научила меня лазать по крыше, не так, как я любила в детстве, а ползать на брюхе, мыть стеклянный потолок кухни и окна.

– Мы любим свет, это очень красиво – незакрытое пространство.

В незакрытое пространство надо было лезть по пятиметровой лестнице, которую в первый раз мы притащили с ней вдвоем. Взяли за два конца, поднесли к дому, приставили к крыше. В руках держу ведро и ползу наверх, как обезьяна с гранатой. Вечером, довольно оглядев потолок, она кивнула на лестницу: «Отнеси на место». Тащу лестницу на себе и думаю: «Это не ручка с журналом, носи, помощница».

* * *

В одиннадцать утра Марика уже стояла с бокалом вина в пижаме и что-то рассказывала. Каждый раз это были разные истории. В тот раз она демонстрировала товар, который привозила из Италии: красивое постельное белье, халаты, скатерти. Увидев, как загорелись у меня глаза, она кивнула:

– Купи это для своей внучки, отдам со скидкой.

Я купила внучке халат и еще три дня работала бесплатно, а он в итоге никому не подошел, так и провалялся в шкафу.

Иногда к ней домой приходили покупатели. Марика тщательно готовилась к встрече с ними: ходила в парикмахерскую, надевала длинное до пят платье и туфли на высоких каблуках. С улыбкой водила важных гостей по дому, показывала заранее приготовленные простыни, скатерти, халаты, фартуки, носовые платки с эмблемами.

Больше всего меня удивлял холодильник. Внутри лежало четко пересчитанное количество нарезанной ветчины, розовой и нежной, без грамма жира. Взяла один раз кусочек себе. Поперхнулась, когда подняла голову: на меня пялился глазок камеры. Пришлось сознаться в преступлении. В первые дни я удивлялась жадности хозяйки, потом перестала, когда услышала, как она сказала матери: «Ты забыла отдать деньги за торт».

От жадности в ее характере шли каверзность и хитрость, которые я встречала у некоторых людей прежде. У людей разных национальностей и разного возраста.

* * *

Однажды, почти через пятнадцать лет, случайно встретила одну из дочерей Марики. Она всплакнула:

– Нина, я тебя сразу узнала, ты не изменилась.

Она работала в школе, где учились мои внуки, оказывается, была их классным руководителем. Мальчики удивились:

– Откуда ты ее знаешь?

– Дочь моей подруги, – ответила я небрежно, делая глоток французского вина.

А что им сказать – что мыла у них дома унитазы?

Мне до сих пор любопытно, шевельнулась у бельгийской женщины хоть раз в душе жалость, когда она смотрела на меня? А что чувствовала я, когда по вечерам наливала своим работникам на арбузном поле стакан мутного самогона в счет зарплаты?

Но когда я получила постоянный контракт в министерстве и сообщила Марике об этом, она заплакала.

– Кем устроилась на работу? – всхлипнула хозяйка.

– Не первым министром, – успокоила я ее.

Как вы думаете, почему она плакала?

* * *

– Вы оставляли у нас заявку. Есть место в школе, если согласны, то ждем, приезжайте завтра в бюро по трудоустройству.

Не успела до конца обрадоваться, еще один звонок:

– Мы предлагаем вам место в Министерстве Фландрии.

Обалдеть! Захожу в контору с важным видом: глаза потуплены, а подбородок задран.

– В школе работа с трех до четырех часов. В министерстве – с восьми утра до одиннадцати дня. Вы можете работать в двух местах, вместе получается шесть часов, полный рабочий день, – говорят мне.