Мемуары Эмани - [31]

* * *

Рынок был страшнее поля, на котором ты просто остаешься без заработка. Здесь же остаешься без головы: расплачиваться надо своей жизнью. Время было такое – девяностые годы. О них много написано. Рассказываю и сама удивляюсь, откуда силы брались на такую низкую работу: поле, откуда пытался выбраться отец, рынок, где столько грязи. Ниже падать было некуда. Но тогда вся страна барахталась в рыночной грязи. Так что можно себя не укорять и не хвалить. Жить надо было, выживать, и не наша в том вина.

Через полгода рынок в Омске закрыли, и мы переехали ближе к Москве. В город, который был прежде закрытым. Он оказался страшнее бандитского Омска. Жители прежде не видели иностранцев и таких, как мы – азиатов. В общественном транспорте пассажиры не хотели садиться рядом, брезговали. Еду в трамвае, тетка разложила на свободное место пакеты с продуктами, чтобы рядом не оказалась «чурка». Я села на пакеты и смотрю на нее. Она кричала до посинения, обзывала меня последними словами.

– Билет покажи на второе место. Нет? Тогда заткнись и не ори.

Бытовые конфликты были на каждом шагу. В школе одна мамаша возмущалась, глядя на меня:

– Мой сын будет учиться с этими?

Едем на машине своей, на остановке один другого толкает:

– Смотри, чурки на машине научились рулить.

Сыну было лет десять, когда его с температурой под сорок привезли в больницу. Врач повернулся ко мне:

– В аптеку гони за лекарством.

На улице останавливается милицейская машина, проверили паспорт и деньги требуют.

– За что? – спрашиваю у него.

– За то, что воздухом русским дышишь, – ответил и сплюнул в мою сторону.

* * *

А еще один общий знакомый, из правоохранительной системы, бросил трубку, когда я позвонила. Потом стал оправдываться, что не узнал. А когда узнал, не смог найти меня и не спал всю ночь.

– Не ври, тебе с твоего кресла двух минут хватило бы, чтоб найти меня.

Засопел, не ответил ничего, но придумал такую схему:

• Мы собираем для него и руководителя миграционной службы города деньги у вьетнамцев, корейцев и у всех нерусских. Оставляем себе столько, сколько они разрешат.

• Они же оформляют на мужа кредит, потому что он станет руководить строительством домов для переселенцев. Деньги будут уходить к ним и мужу останется.

• Если надо, даст в долг доллары, вернуть надо будет с процентами.

Я пристально смотрю на него:

– А когда нас будут убивать или в тюрьму посадят, где будешь ты?

– Не надо много болтать! Все будет в порядке, и жить вам здесь разрешат без проблем.

Из списка друзей мы его удалили, как вирус в компьютере. И в это же время Диму остановили на улице. Тогда у всех лиц нерусской национальности проверяли документы. Обыскали, ничего запрещенного не нашли, но задержали:

– Короче, хочешь жить здесь спокойно, на нашей земле, будешь делать то, что тебе скажу. Про всех корейцев и остальных чурок знакомых будешь собирать информацию и передавать нам. А эта пенсионная книжка липовая! Хочешь сказать, что на пенсию ушел в тридцать семь лет? Сейчас оформим тебя за фальсификацию документов.

Муж спокойно ответил:

– Да, на пенсию ушел в тридцать семь лет.

Майор, который допрашивал, догадался:

– Летал?

– Да.

– Военная или гражданская авиация?

– Гражданская.

– Налет часов, стаж?

– Сорок семь лет стажа.

Подумал майор и поменял тактику, начал уговаривать:

– В центре города получишь трехкомнатную квартиру, бизнес будет без проблем, прикроем со своей стороны.

Добавил, что рекомендует заняться алкоголем. И что за поддержку надо будет делиться с ним.

Муж задал ему вопрос:

– Вы были коммунистом? Я был и свои убеждения не поменял даже сейчас, когда страна развалилась. Поэтому не буду заниматься тем, что вы предлагаете. Никогда и ни за что.

Майор протянул ему свою визитную карточку:

– Надумаешь, звони. Если помощь вдруг нужна будет, помогу.

* * *

Вечерами я думала: зачем мой дед уехал из Кореи? Для чего он обрек нас так жить? Из Узбекистана всех русскоязычных погнали, в России националисты лозунги развешивают: «Россия для русских!» Мы уже запутались: китайцы и корейцы из Кореи косятся на нас – «русские», а здесь мы «китаезы и чурки».

Сын на учете был в урологии по инвалидности. Лечащий врач сказал:

– Вы не получите даже за мешок долларов донорскую почку для сына. Уезжайте за границу. Ваш случай подходит для гуманитарной эмиграции. Я помогу с остальными документами.

Мы отправили бумаги и два года ждали ответ на свой запрос.

Глава 3 Эмиграция

«Эмиграция – это маленькая смерть», – сказал кто-то из знающих. Умираешь и рождаешься заново, учишься жить в новой стране. Ты не понимаешь людей, их поступки, но держишься из последних сил, потому что вдруг здесь получишь то, что там не дадут за мешок долларов, – здоровье сына.

Но в первый год приезда в Бельгию я воевала за свое здоровье. Сын сказал мне:

– Мама, похоже, ты самая больная женщина в Бельгии.

Он не мог знать, что я жила с врагом – отвратительным климаксом, который превращает женщин в старух.

Однажды закружилась голова, потом я стала задыхаться. Представляете, дома никого нет. Держусь за стенку и ползу к соседям: «Помогите, я умираю!» Они отвезли меня в госпиталь, но врачи не торопились бежать на помощь. Правда, вначале быстро пришел юнец, похожий на гусенка. Обмотал проводами мою голову, посидел, снял шнуры и ушел. Два часа прошло – никого. Потом опять в дверях гусенок показался. Я закричала: «Врач, где врач?»