Мемуарр - [12]
Ч е р н е н к о. Вы на меня тяжело налегаете, Юрий Владимирович, мне больно.
А н д р о п о в. Никто Андропова не любит.
Г о р б а ч е в. Комсомольцы на вас молятся, Юрий Владимирович.
Е л ь ц и н. Не все, не все. Мой Юрий, короткорукий, называет вас самозванцем. И московским пугалом социализма с человеческим лицом.
Г о р б а ч е в. Просто ни в какие ворота! Это, извините, дерзость, а не дерзновение. Всякая распущенность имеет границы. Свобода – это
в первую голову ответственность.
Е л ь ц и н. Мы – новая генерация. Отрясшая страх. Оттрясшая.
П у т и н. Не знаю – наше подразделение берет с Андропова пример.
Е л ь ц и н. Вы, молодой человек, кто и откуда?
П у т и н. Я из вашего аппарата.
М е д в е д е в. Он вас исключительно уважает.
Е л ь ц и н. А вы, юноша?
М е д в е д е в. А я исключительно уважаю его.
С т а л и н. Он из его аппарата. Я не ошибаюсь, товарищ?
М е д в е д е в. Так точно, товарищ Сталин. Мы на него всем аппаратом молимся.
Приобретая такого рода естественность, демонстрация теряет стройность. Очень скоро она превращается в преодоление препятствий, которыми становятся сами демонстранты и полотна, которые они несут. Постепенно от них начинают освобождаться – оставляя на первом же свободном месте, сваливая в кучу. То там, то здесь полотна образуют закутки, выгородки, маленькие помещения, скрытые от посторонних глаз.
Их используют для уединения и укромных объяснений те или иные персонажи.
Корней и Ниобея.
К о р н е й. Кузина, не притягателен ли я для вас?
Н и о б е я. С какой стати?
К о р н е й. Потому что во мне пульсирует к вам влечение.
Н и о б е я. В смысле это самое?
К о р н е й. Всеобъемлющее. Включая и это самое.
Н и о б е я. Но мы же двоюродные.
К о р н е й. А не будь – вопрос можно рассмотреть, да? Другими словами, кое-какая притягательность наличествует.
Н и о б е я. Не больше, чем к любому вашему брату. К любому активному экземпляру без выраженного уродства и инвалидности.
К о р н е й. Так и мое влечение не индивидуальное. (Вдруг засомневавшись.) Кажется.
Н и о б е я. А что, кто-нибудь сюда сунется? Запросто.
К о р н е й. Запросто. Тем интереснее.
Н и о б е я. Ты чем вообще-то дышишь?
К о р н е й. Чем придется. По обстоятельствам. Иду навстречу обстоятельствам. Ты – нет?
Н и о б е я. Я по мере надобности. Сейчас никакой не нахожу.
К о р н е й. Надобность приходит по мере воображения.
Н и о б е я. А у тебя-то что за обстоятельства?
К о р н е й. Что значит “что”? Ты обстоятельство, я обстоятельство. Шел в комнату, попал в другую. У тебя кое-что и у меня кое-что. (Приступает к ней, особого сопротивления не встречает.)
Н и о б е я. Если честно, на фиг ты мне сдался. Как всякой уважающей себя личности. Одно только в тебе и занятно, что готов при всех.
К о р н е й. Так ведь все, в общем, на фиг сдались. Какая разница, кто и с кем? Что тот солдат, что этот. Если нет выраженного уродства и инвалидности.
Н и о б е я. Не скажи. Бывают предпочтения.
К о р н е й. Предпочтения – это то, чего хочется. Хочется больше, хочется меньше, совсем не хочется. Это нормально. И когда хочется того, чего другому не хочется, нормально. И наоборот – нормально. Ненормально, когда заставляют хотеть, чего не хочется, и не хотеть, чего хочется.
Н и о б е я. Хочется этого, не хочется того – это как раз индивидуальное. Ты сказал, у тебя не индивидуальное – это по мне, меня это торкает. Как бы интересно. Что тот солдат, что этот. Ты решай: так или так?
К о р н е й. Да я и призадумался. Вроде выбора у меня здесь нет. Кроме тебя – никого. Не к тетушке же подъезжать. Маме твоей. А вроде был бы выбор, может, все равно бы на тебя снесло?
Н и о б е я. У меня тоже не больно богато. Однако Виктуар есть. Сладенький дяденька. Тебя всяко послаще.
К о р н е й. Позвать?
Н и о б е я. Не придет. Только если сам позовет…
Виктуар входит в одну из соседних кабинок. Сразу за ним – Светлана.
В и к т у а р. Тебя не первый раз на откровенность тянет. Вся семья у вас на язык несдержанная. А ничем откровенность не хороша. Пока не сказано – что есть, то есть. А выболтал – как спущенное колесо: и есть, и не катит.
Н и о б е я (из своей кабинки). Как порванный презерватив.
К о р н е й (выпуская Ниобею из объятий). Некорректное сравнение. Рваный презерватив – достижение цели куда высшей, чем сексуальная. Оплодотворение! Продолжение рода.
В и к т у а р. И лучшая иллюстрация вреда откровенности. Колесо – ничье. Колесо – у любого. Спущенное колесо – предмет общественного интереса. Порванный презерватив – публичное признание в интимной связи.
С в е т л а н а. Пробитая гильза стоит аборта. Кому, как не тебе, знать?
С т а л и н. Я запрещаю аборты.
Х р у щ е в-Б у л г а н и н. Мы разрешаем аборты.
Б р е ж н е в. Я пресекаю аборты.
А н д р о п о в-Ч е р н е н к о. Мы допускаем аборты.
Г о р б а ч е в. Я при условье.
Х р у щ е в-Б у л г а н и н и Е л ь ц и н. Мы разливаем по рюмкам.
А н д р о п о в и Г о р б а ч е в. Мы вырубаем лозу.
Е л ь ц и н. Я поднимаю и чокаюсь.
С т а л и н. Я запрещаю.
Хрущев-Б у л г а н и н, А н д р о п о в-Ч е р н е н к о, Е л ь ц и н. Мы разрешаем.
П у т и н-М е д в е д е в. Мы приглашаем. Холдинг “Праздничный аккорд”. Вернисаж “Натюрморт”. Лекции специалистов “Что такое аборт?”. Вступительные! И заключительные! Венские кресла. Чикагские лезвия. Веселящий газ – гарантии “Газпрома”. Анестезия Евразии. Оборудование из Дюссельдорфа в обмен на ненецкую нефть. Право разрезать ленточку. Сдача палат в арендочку.
Колоритная и многогранная личность Анны Ахматовой стает со страничек мемуаров А. Г. Наймана, которому довелось в течение ряда лет быть литературным секретарем Анны Андреевны, работать совместно с нею над переводами забугорной поэзии, вести беседы о жизни, литературе, политике.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Первая публикация (в 1997 году) романа Анатолия Наймана «Б.Б. и др.» вызвала если не скандальную, то довольно неоднозначную реакцию культурного бомонда. Кто-то определял себя прототипом главного героя (обозначенного в романс, как Б.Б.), кто-то узнавал себя в прочих персонажах, но и в первом п во втором случаях обстоятельства и контексты происходящего были не слишком лестны и приличны… (Меня зовут Александр Германцев, это имя могло попасться вам на глаза, если вы читали книгу Анатолия Наймана «Поэзия и неправда».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
…И почему бы моделью мира не определить пирог. Пирог, как известно, штука многосоставная. В случае Наймана и книги этой – верхний слой теста Анна Ахматова – поэт, определивший своей Верой Поэзию. Пласт донный – поэт Красовицкий Стась, определивший для себя доминантность Веры над Поэзией.Сама же телесность пирога – тут всякое. Книжный шкаф поэзии – Бродский. Довлатов – письмо с голоса. Аксеновские джазмены и альпинисты. Голявкин – неуступчивость правды, безущербность сочувствия. Борисов, вот тут особо: Солженицын осудил его (а Солженицын же «наше все» почище Пушкина), а по чести – не особо наше, не особо все.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Да или нет?» — всего три слова стояло в записке, привязанной к ноге упавшего на балкон почтового голубя, но цепочка событий, потянувшаяся за этим эпизодом, развернулась в обжигающую историю любви, пронесенной через два поколения. «Голубь и Мальчик» — новая встреча русских читателей с творчеством замечательного израильского писателя Меира Шалева, уже знакомого им по романам «В доме своем в пустыне…», «Русский роман», «Эсав».
Маленький комментарий. Около года назад одна из учениц Лейкина — Маша Ордынская, писавшая доселе исключительно в рифму, побывала в Москве на фестивале малой прозы (в качестве зрителя). Очевидец (С.Криницын) рассказывает, что из зала она вышла с несколько странным выражением лица и с фразой: «Я что ли так не могу?..» А через пару дней принесла в подоле рассказик. Этот самый.
Повесть лауреата Независимой литературной премии «Дебют» С. Красильникова в номинации «Крупная проза» за 2008 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.