Меморандум - [78]

— Для нас с вами, кто знает, что такое благословение старца, — да. Но есть еще чиновники фарисейского плана, так они вздумали требовать благословение архиерея. Как вы думаете, ваш начальник, не мог бы дать такую бумагу?.. Помните, у Булгакова в «Собачьем сердце» профессор Преображенский сказал наркому: «Дайте такую бумажку, чтобы была как броня!»

— Даст, — уверенно кивнул отец Филофей. — Хоть сейчас вынесу. Только… Боюсь, после предъявления такой бумаги с таким благословением, ни один православный человек не подаст вам руки. Меня за помощь владыке уже выгнали из трех монастырей, это словно печать касты неприкасаемых. Нашего начальника называют «московским папой», по аналогии с Римским папой, предводителем католиков. Так что, лучше обратись к другому.

— А что на это говорит ваш духовник?

— Отец Николай сказал: папы разные нужны, папы разные важны, так что работай, только делай всё по совести. Да и никто здесь меня не заставляет делать и говорить такое, что выходит за канонические рамки. Во всяком случае пока, — улыбнулся он.

— На крестный ход идем?

— Обязательно.

На службе Его Величества

Нам это удалось. До последней минуты мучили сомнения: дойдем ли, не помешают ли дела: телефон звонил непрерывно, да и отец Филофей выразил сомнение: отпустят ли с работы. Давненько я так горячо не молился. Но вот мы встретились в метро и поднялись наружу, где яркое солнце залило жаром Старую площадь. На меня последовательно стали нападать тоска с унынием, страх толпы с острым желанием удрать куда глаза глядят, но вот мы встали поближе к подножию памятника равноапостольным Кириллу и Мефодию, подключились к соборной молитве — и сразу смирились. Нас окружали по большей части люди спокойные и доброжелательные.

— Главных противников канонизации царя Николая что-то не наблюдается, — прошептал монах. — Видимо, им не истина Божия интересна, а лишь собственное мнение, которое, как известно, мерзость в очах Божиих.

А вот истина Божия не заставила себя ждать. Не успели мы выстроиться в колонну, пройти по Варварке сквозь череду операторов с видеокамерами, только вышли на простор Кремлевской набережной, как одна за другой замироточили иконы царской Феодоровской Богородицы, зарубежная икона Царственных мучеников и образ Государя Николая Александровича в золотом облачении. Мы бросились то к одному образу, усыпанному каплями мира, то к другому в слезах, то к третьему в росе — они благоухали райскими ароматами, рядом с ними хотелось смеяться и плакать. Монах порозовел лицом и стыдливо промокал слезы на лице, только они снова и снова наполняли вежды и стекали по ланитам на браду.

Вокруг — сияющие лица, дети смеются и тянут ручки к мироточивым иконам, тоненькие девушки с ангельскими личиками подбегают к иконам, прикладываются и растворяются в напирающей сзади толпе, старик с мироточивой Феодоровской встал на газон, к нему устремился людской ручеек, его мягко выпроводил с газона блюститель порядка, тот вернулся в колонну и зашагал чуть впереди нас. «Спаси, Господи, люди Твоя…» — раздавалось слева, «Боже, царя храни…» — распевали басами сзади, «Богородице, Дево, радуйся…» — это уже мы с ликующим окружением. Отец несет на плечах мальчика лет шести, он, вытянув шею, докладывает:

— Пааап, а там еще одну икону целуют.

— Какую, сынок, тебе не видно?

— Кажется, царевича… Да! Его.

— Образ цесаревича Алексия замироточил, — делится с соседями отец.

По дороге мимо нас проехал грузовой автомобиль, в кузове на металлической раме посверкивают начищенной бронзой колокола, веселый отрок дергает за веревки, осыпая окрестности праздничным перезвоном. Только сейчас заметили единственное облако на небе, оно закрывает нас от палящих лучей солнца, от реки тянет приятной прохладой.

Римский воин, сотник Лонгин, увидев потрясающие события во время распятия Христа, когда вся природа рыдала, а земля сотрясалась, произнес: «Воистину — это Сын Божий!» Иеромонах Филофей со слезами на лице воскликнул: «Воистину, Государь с семейством — святые!» Чуть позже, в кафе на Новослободской, куда вместе с нами вошли ликующие изголодавшиеся люди, монах признался:

— А знаете, Алексей, я ведь впервые в жизни вижу чудо мироточения икон. И впервые — эти слезы… Всё-всё, об этом — молчок. Не дай Бог, кто на работе узнает — съедят поедом. В таких случаях надо афонское сокрытие духовного состояния, а то плохо будет.

— Сочувствую, отец Филофей, — сказал я полушепотом.

А в это время, пока мы в молчаливом бесстрастном сокрытии прихлебывали довольно крепкий кофей, вокруг нас то от одного, то от другого столика доносилось нечто открытое и громкое:

— Теперь никакого сомнения — Государя Николая Александровича прославят! На ближайшем соборе.

— А ты знаешь, мне сказали, в храме Христа Спасителя уже пишут на стенах иконы Царя-мученика.

— Как ты думаешь, долго нам еще ждать прихода грядущего Царя?

— Теперь уже скоро. Государя Николая Александровича прославят, а там уже год-два и грядущего жди.

— Уж больно ты скор! Еще должна третья мировая отгреметь.

— А знаешь, я слышал, хотят царя избрать демократическим путем.

— Полная чушь! Не верь. Божие дело либерально-демократическим путем никогда не сделаешь. Тут будет некое вселенское чудо. Никто не будет сомневаться, настоящий царь или слева подсунутый. Все как один скажут: вот он — наш царь-батюшка!