Мельница на Флоссе - [208]
Бедная Мэгги с трудом прошептала дрожащими губами: «Благодарю вас — я буду очень признательна». Она шла домой под проливным дождем; душой ее вновь овладело отчаяние. Отныне она должна стать одинокой скиталицей, должна влачить свои дни среди чужих людей, которые будут недоумевать, всегда видя ее безрадостной; ей придется начать новую жизнь, напрягая все силы, чтобы свыкнуться с окружающим, — а она так смертельно устала! Заблудшие души не имеют пристанища, не встречают поддержки; даже тот, кто склонен жалеть их, вынужден поступать жестоко. Но смеет ли она роптать? Смеет ли уклоняться от той епитимьи, налагаемой на нее самой жизнью, в которой ей дана лишь одна возможность — обратив свою греховную страсть в бескорыстную любовь к ближним, облегчать бремя других страдальцев. Весь следующий день Мэгги провела в своей уединенной комнате, темной от нависших туч и завесы дождя; Мэгги думала о будущем и, призывая на помощь терпение, боролась с собой, ибо могла ли она иначе как: в душевной борьбе обрести покой?
А на третий день — он только что незаметно для нее подошел к концу — пришло письмо, которое сейчас лежало перед ней на столе.
Письмо было от Стивена. Он возвратился из Голландии, он снова в Мадпорте — тайно от своих друзей — и пишет ей оттуда, адресовав письмо в Сент-Огг лицу, которому вполне мог довериться. С первой до последней строки это был страстный упрек: Стивен взывал к ней, заклиная ее отказаться от бессмысленных жертв, не губить его, не губить себя, не упорствовать в ложном понимании долга, приведшем к тому, что она не ради чьего-нибудь блага, а во имя своей идеи сокрушила все его надежды — надежды человека, любимого ею и любящего ее той всепоглощающей страстью, которая только один раз в жизни рождается в сердце мужчины.
«Они писали мне, что вы выходите замуж за пастора Кена. Как будто я могу этому поверить! Такие же небылицы они, может быть, рассказывают вам обо мне. Быть может, они говорят вам, что я путешествую. Да, тело мое влачилось куда-то, но душой я был прикован к тому страшному месту, где вы меня покинули, где, очнувшись от беспомощной ярости, я увидел, что вас нет со мной. Мэгги! Чье отчаяние может сравниться с моим? Кто еще испытывал такие муки? Кому дано было встретить этот долгий, полный любви взгляд, который запечатлелся в моей душе, навеки изгнав из нее все другие образы? Мэгги, призовите меня к себе, верните меня к жизни, к добру! Они отступились от меня. Все потеряло теперь смысл, все стало мне безразличным. Эти два месяца еще раз убедили меня, что без вас жизнь мне в тягость. Напишите одно только слово, скажите: „Приезжай!“—и через два дня я буду снова с вами. Мэгги, разве вы забыли, какое это счастье — быть вместе, встречаться взглядом, слышать голос?..»
Когда Мэгги прочла это письмо, она почувствовала, что только сейчас начинается настоящее искушение. Входя в холодный мрак пещеры, мы с еще нерастраченным мужеством расстаемся со светом и теплом; но вот уже пройден долгий путь в сырости и мраке, мы устали, силы наши подходят к концу — что, если тогда перед нами откроется выход, который поманит нас к дарующему жизнь свету дня? Естественный порыв — сбросить оковы страдания и ринуться ему навстречу — заставит нас забыть все иные побуждения, по крайней мере до тех пор, пока страдания не останутся позади.
Шли часы, и Мэгги уже стало казаться, что борьба ее напрасна. Шли часы, а все мысли, которые она призывала к себе на помощь, вытеснялись образом Стивена, ожидающего одного ее слова, чтобы быть с нею рядом. Ей незачем было перечитывать письмо: она слышала голос Стивена, по-прежнему имевший неизъяснимую власть над ней. Накануне весь день ее преследовала картина будущего, в котором она одиноко должна нести бремя сожалений, не имея иной поддержки, кроме веры. А здесь стоит протянуть руку — и перед ней открывается иное будущее, которое настойчиво, почти по нраву, призывает ее к себе, обещая вместо терпеливой и тяжкой борьбы восхитительную беззаботность, — будущее, где поддержкой ей станет любовь другого. Но не обещанная радость придавала искушению такую силу. Скорбный тон письма Стивена и неуверенность в правильности собственного решения — вот что поколебало чашу весов, вот что заставило Мэгги в какой-то момент вскочить с места и, взяв перо и бумагу, написать: «Приезжай!»
Но тотчас же она содрогнулась от ужаса, осознав, что изменила той Мэгги, какой она была в минуты подъема и душевной ясности, и это постыдное падение причинило ей мучительную боль. Нет, она будет ждать, она будет молиться; покинувший ее свет озарит ее вновь; в ней снова оживет чувство, владевшее ею, когда она бежала от Стивена, найдя в себе силы превозмочь муку и победить любовь, — чувство, которое она испытывала, когда видела Люси, когда читала письмо Филипа, всколыхнувшее в ее душе все, что было связано с мирными днями прошлого.
Далеко за полночь сидела она в полной неподвижности, не меняя позы, не находя в себе сил даже для молитвы, ожидая, что на нее снизойдет свет. И он снизошел — вместе с воспоминаниями, которые никакая страсть не могла заглушить надолго. Далекое прошлое вернулось к ней, возродив дух самоотречения, верность, преданность и былую решимость. Слова, подчеркнутые спокойной рукой в маленькой старой книжке, которые она выучила наизусть когда-то, рвались с уст и изливались в невнятном шепоте, терявшемся в шуме дождя, хлещущего по окну, в громких завываниях и реве ветра: «Я несу крест, я получил его из рук твоих, и я буду нести его до самой смерти, ибо ты возложил его на меня».
Самым масштабным произведением Джордж Элиот (псевдоним английской писательницы Мэри-Энн Эванс), настоящим шедевром стал роман «Мидлмарч» о провинциальном городке. В Мидлмарче творится немало ужасного – сомнительное обогащение, распри вокруг наследства, плетутся интриги, заключаются неудачные браки, но роман написан с мягкой иронией и проникнут типично викторианским оптимизмом.
«Адам Бид» – дебютный роман знаменитой английской писательницы Джордж Элиот. Одно из самых известных произведений в мировой литературе, мгновенно ставшее популярным с момента публикации в 1859 году. Главный герой, Адам Бид – трудолюбивый, порядочный, обладающий сильной волей и добрым сердцем плотник. Он без памяти влюблен в прекрасную Хетти Соррель. Но девушка отвергает любовь Адама ради Артура, внука местного сквайра. Их тайные свидания приводят к трагическим последствиям, разрушившим тихую и безмятежную деревенскую жизнь. На русском языке роман выходил больше ста лет назад, и теперь он вновь доступен для читателей.
Роман английской писательницы Джордж Элиот (1819–1880) «Мидлмарч» посвящен жизни английской провинции 1830-х годов.Автор с большой тонкостью и глубиной изображает конфликт между благородными, целеустремленными людьми передовых взглядов и тупым, ханжеским обществом стяжателей и мещан.Джордж Элиот. Мидлмарч. Издательство «Правда». Москва. 1988.Перевод с английского: И. Гуровой и Е. Коротковой.
«Даниэль Деронда» – роман выдающейся английской писательницы Джордж Элиот (англ. George Eliot, 1819-1880). *** Участь Гвендолин незавидна: живя в браке без любви, она жестоко страдает, пока на ее пути не встречается Даниэль Деронда… Другими знаменитыми произведениями писательницы являются романы «Миддлмарч», «Сайлес Марнер», «Ромола» и «Феликс Холт, радикал». Джордж Элиот, настоящее имя которой – Мэри Энн Эванс, является автором всемирно известных книг о превратностях человеческой судьбы.
Сайлес Марнер, искусный ткач и некогда уважаемый член небольшого религиозного общества, пережил предательство, людскую несправедливость и потерю с трудом заработанных долгими годами денег. Когда ничто, казалось бы, не вернёт замкнувшемуся и нелюдимому Сайлесу веру в жизнь и людей, в рождественские дни на его пороге появляется маленькая осиротевшая девочка. И душа отшельника оттаивает.«Сайлес Марнер» (1861) — самый предметный из «сельских» романов Джордж Элиот. Герои живут убедительной в глазах читателя жизнью, их окружает конкретный, узнаваемый мир.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.