Мельница на Флоссе - [198]
— О, тогда не надо, Боб, — сказала Мэгги, — мы это отложим на несколько дней, пока пастор Кен не начнет выходить из дому. Но, может быть, он решит уехать из города, и подальше от здешних мест, — добавила она, впадая в отчаяние от этой мысли.
— Не такой он человек, мисс, — возразил Боб. — Никуда он не станет уезжать. Он не из тех знатных господ, которые отправляются слезы лить на морские курорты, когда их жены помирают; у него и без того дел хватает. Он зорко блюдет весь приход — это уж так. Он окрестил малышку и потом еще отругал меня, зачем я не хожу по воскресеньям в церковь. Но я сказал ему, что, почитай, три воскресенья из четырех расхаживаю по округе, да еще так привык всегда быть на ногах, что мне не высидеть долго на одном месте… и «господи, сэр, говорю, может же быть бродячему торговцу хоть какая поблажка от церкви: ему и так не сладко приходится, говорю, и не след с него строго спрашивать». А как малышка-то у вас пригрелась. Будто она знает вас, мисс; да ей же богу, так оно и есть — небось птица знает, когда утро приходит.
Язык Боба теперь, видимо, окончательно освободился от непривычной для него скованности и даже грозил переусердствовать в своем рвении. Но путь к вопросу, так занимавшему Боба, был крут и каменист, и язык предпочитал вести Боба по гладкой дорожке, не заводя его на непроторенную тропу. Боб почувствовал это и некоторое время молчал, усиленно размышляя над тем, в какой форме он мог бы задать вопрос. Наконец голосом более нерешительным, чем обычно, он произнес:
— Не позволите ли вы спросить вас одну вещь, мисс? У Мэгги дрогнуло сердце, но она ответила:
— Хорошо, Боб, спрашивай, только если это касается меня, а не кого-нибудь другого.
— Вот что, мисс: вы ни на кого зла не имеете?
— Нет, — ответила Мэгги, вопрошающе глядя на него. — О чем ты?
— О господи, да я о том, мисс, — воскликнул Боб, еще крепче стискивая шею Мампса, — что хорошо, кабы имели и сказали мне, и я бы колотил его до тех пор, пока у меня в глазах темно не станет. А там пусть бы мне пришлось хоть перед судом ответ держать.
— Ах, Боб, — со слабым подобием улыбки сказала Мэгги, — какой ты мне верный друг! Но я никого не хотела бы наказывать, даже если кто-то и был неправ передо мной. Я сама часто бываю неправа.
Такая точка зрения озадачила Боба, еще более сгустив мрак вокруг всего, что произошло между Мэгги и Стивеном. Но дальнейшие вопросы, в какую бы искусную форму он их ни облек, были бы назойливы, и Бобу ничего не оставалось делать, как отнести ребенка к нетерпеливо ожидавшей матери.
— А если хотите, чтобы Мампс составил вам компанию, мисс, — сказал Боб после того, как отнес ребенка, — так лучшего друга вам не сыскать: он все понимает да знай себе помалкивает. И уж коли я велю ему, он ляжет перед вами, и станет стеречь вас, и даже не шелохнется — точь-в-точь как он стережет мой тюк. Вы оставьте его при себе на пробу, мисс. Ей-богу, хорошая это штука, когда к тебе привадится этакая бессловесная тварь: уж он не отступится от тебя и не станет морду от тебя воротить.
— Да, оставь его у меня, пожалуйста, — сказала Мэгги, — я рада буду подружиться с Мампсом.
— Мампс! Ложись здесь! — сказал Боб, указывая ему на место у ног Мэгги. — И чтобы ты не смел мне двинуться, покуда тебе не прикажут.
Мампс тотчас же улегся подле Мэгги и не выразил беспокойства, даже когда его хозяин покинул комнату.
Глава II СЕНТ-ОГГ ВЫНОСИТ ПРИГОВОР
Через несколько дней весть о возвращении Мэгги облетела Сент-Огг. Очевидно, тайное бегство ее не имело своей целью брак с мистером Стивеном Гестом: так или иначе, он не женился на ней, что, в сущности, сводилось к одному и тому же, коль скоро речь шла о ее виновности. Как правило, мы судим о поступках других людей по конечным результатам — да и возможно ли иначе? — ведь нам неизвестен путь, который приводит к ним. Вернись мисс Талливер после нескольких месяцев изысканного свадебного путешествия уже в качестве миссис Стивен Гест вместе со своим trousseau[101] — пускай оно и было сделано после брака — и со всеми преимуществами, которыми обладает даже самая неугодная жена единственного сына, — общественное мнение Сент-Огга, знающее, как и всюду, что надлежит думать по тому или другому поводу, судило бы ее в строгом соответствии с этими результатами. Общественное мнение в таких случаях всегда женского рода; это не свет, а Жены света; они сказали бы, что два молодых существа — причем, джентльмен происходит, несомненно, из лучшей семьи Сент-Огга, — оказавшись в ложном положении, вынуждены были избрать линию поведения, которая, мягко выражаясь, была крайне неблагоразумной и причинила немало огорчений и разочарований, в особенности же мисс Дин — этому милому юному созданию. Мистер Стивен Гест, разумеется, вел себя далеко не похвально, но ведь в его годы джентльмены склонны увлекаться до ослепления; и как бы дурно ни было со стороны миссис Стивен Гест принимать знаки внимания от жениха своей кузины (право же, ходили совершенно определенные слухи о помолвке ее с молодым Уэйкемом — сам старый Уэйкем упоминал об этом, однако она так молода — и Филип Уэйкем горбат, знаете ли, — а молодой Гест так обворожителен и, говорят, он буквально ее боготворит (что, конечно, долго не продлится!), и он увез ее в лодке против ее воли — что же ей оставалось делать? Не могла же она после этого возвратиться: все отвернулись бы от нее; и как ей к лицу этот палевый атлас! Кажется, складки спереди нынче в моде — у нее несколько платьев с такими складками — говорят, он ничего не жалеет для нее. Бедняжка мисс Дин! Она так несчастна; но ведь официальной помолвки не было, и, надо надеяться, морской воздух подействует на нее благотворно. Что ж, в конце концов, если чувства молодого Геста к ней были таковы, для нее же и лучше, что брак расстроился. Какая блестящая партия для мисс Талливер, и как это романтично! Да, кстати, молодой Гест выставляет свою кандидатуру на следующих парламентских выборах. Поистине, наш век — век коммерции! Молодой Уэйкем совсем лишился рассудка — впрочем, он всегда был со странностями; но он опять уехал за границу, чтобы окончательно устранить себя — это лучший выход для молодого человека с подобным физическим недостатком. Мисс Юнит заявила во всеуслышание, что ноги ее не будет у мистера и миссис Стивен Гест. Какие глупости! Зачем делать вид, что ты лучше всех остальных? Общество не могло бы существовать, если бы все стали подобным образом доискиваться подоплеки личной жизни каждого, — и христианство учит нас не осуждать ближних — скорее всего, мисс Юнит просто не были завезены визитные карточки.
Самым масштабным произведением Джордж Элиот (псевдоним английской писательницы Мэри-Энн Эванс), настоящим шедевром стал роман «Мидлмарч» о провинциальном городке. В Мидлмарче творится немало ужасного – сомнительное обогащение, распри вокруг наследства, плетутся интриги, заключаются неудачные браки, но роман написан с мягкой иронией и проникнут типично викторианским оптимизмом.
«Адам Бид» – дебютный роман знаменитой английской писательницы Джордж Элиот. Одно из самых известных произведений в мировой литературе, мгновенно ставшее популярным с момента публикации в 1859 году. Главный герой, Адам Бид – трудолюбивый, порядочный, обладающий сильной волей и добрым сердцем плотник. Он без памяти влюблен в прекрасную Хетти Соррель. Но девушка отвергает любовь Адама ради Артура, внука местного сквайра. Их тайные свидания приводят к трагическим последствиям, разрушившим тихую и безмятежную деревенскую жизнь. На русском языке роман выходил больше ста лет назад, и теперь он вновь доступен для читателей.
Роман английской писательницы Джордж Элиот (1819–1880) «Мидлмарч» посвящен жизни английской провинции 1830-х годов.Автор с большой тонкостью и глубиной изображает конфликт между благородными, целеустремленными людьми передовых взглядов и тупым, ханжеским обществом стяжателей и мещан.Джордж Элиот. Мидлмарч. Издательство «Правда». Москва. 1988.Перевод с английского: И. Гуровой и Е. Коротковой.
«Даниэль Деронда» – роман выдающейся английской писательницы Джордж Элиот (англ. George Eliot, 1819-1880). *** Участь Гвендолин незавидна: живя в браке без любви, она жестоко страдает, пока на ее пути не встречается Даниэль Деронда… Другими знаменитыми произведениями писательницы являются романы «Миддлмарч», «Сайлес Марнер», «Ромола» и «Феликс Холт, радикал». Джордж Элиот, настоящее имя которой – Мэри Энн Эванс, является автором всемирно известных книг о превратностях человеческой судьбы.
Сайлес Марнер, искусный ткач и некогда уважаемый член небольшого религиозного общества, пережил предательство, людскую несправедливость и потерю с трудом заработанных долгими годами денег. Когда ничто, казалось бы, не вернёт замкнувшемуся и нелюдимому Сайлесу веру в жизнь и людей, в рождественские дни на его пороге появляется маленькая осиротевшая девочка. И душа отшельника оттаивает.«Сайлес Марнер» (1861) — самый предметный из «сельских» романов Джордж Элиот. Герои живут убедительной в глазах читателя жизнью, их окружает конкретный, узнаваемый мир.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.