Мелким шрифтом - [39]
А незадолго до аварии я вынул часы из комода и надел на запястье. Так я не только начал зарабатывать прощение — часы напоминали мне, что скоро я миную некую невидимую точку невозврата. Помню, перед тем, как я сделал то, что я сделал, я приезжал на работу пораньше и, поднимаясь в лифте, пялился на себя в зеркало и распевал как полоумный, приводя себя в боевой настрой.
УСЛОВИЯ И СОСТОЯНИЕ ВРЕМЕНИ
Придет ли, наконец, время, когда я прочту все не прочитанные до сих пор книги, штабелем громоздящиеся в моей комнате; начну регулярно ходить в спортзал и стану олимпийским чемпионом; загляну в гараж и выкину оттуда всю дрянь, которая мне наверняка никогда не понадобится; придет ли время проверить, что за подозрительное родимое пятно — словно лужица крепкого кофе — зловеще разрастается у меня на плече; наступит ли час, когда я отправлюсь в клуб, где будет играть классная музыка, соберутся чудесные люди, и впервые за долгое время я почувствую, что у меня вдруг задвигались руки и ноги, голова закачалась в такт — и выяснится, что я — как прежде! — танцую и кайфую, а вокруг полным — полно незнакомых улыбчивых людей; когда настанет удобный миг, и я на минутку сяду отдохнуть от шума; когда совесть перестанет тихо укорять меня за то малое, чем я в своей жизни довольствовался; когда же придет пора взять гитару и попытаться выучить хотя бы один аккорд из моей любимой песни «Между двух огней»; когда же, наконец, ежеминутные порывы вдохновения улягутся или отлетят навсегда, когда придет пора позвонить родителям моей жены и сказать: «Мне нелегко говорить это вам, Джой и Фред, но ваша дочка, которую вы любите больше жизни, стыдится вас и внуков она никогда вам не родит»; когда наступит время убрать подальше от жены ее ноутбук и мобильник, усадить ее рядом и сказать: «Послушай, милая, во мне все постепенно мертвеет, и я подозреваю, что кислота, разъедающая мое нутро, — это ты»; когда же придет, наконец, время, и я стану перед Оскаром, гляну в его тухлые зенки и скажу: «Ты захапал отцовскую компанию и замарал ее грязью из — за своей жадности и непомерных амбиций»; когда же, наконец, я встану из — за рабочего стола, швырну телефон об стенку и уйду из конторы, чтобы никогда больше туда не возвращаться; когда, наконец, я оправлю брату Малколму такое сообщение: «Я по тебе скучаю, прости, что редко пишу, а твои письма настолько полны жизни, что я пугаюсь: вдруг, если я тебе напишу, мое послание ясно покажет, насколько моя жизнь теперь пронизана смертью»; когда же я выберу время навестить могилы мамы и папы; когда пойму, что Даг вновь пытается мне помочь, и не стану молча махать ему на прощание, словно вслед последней отплывающей от «Гитаника» шлюпке, а схвачу его за руку и скажу: «Да, пожалуйста, помогите мне! По — моему, я запутался и теперь ума не приложу, что делать»; когда же придет час позвонить Сандре: «Сандра, — скажу я, — моя жена почему — то тебя ненавидит, а я хочу с тобой повидаться, подружиться, давай сходим куда — нибудь, поужинаем вместе: только ты и я»; придет ли время, когда я смирюсь с тем, что каждый мой день почти целиком уходит на обслуживание больших шишек, подавляющих маленьких людей, придет ли время, когда я перехвачу рычаги управления и совершу что — то важное, когда же придет это время?!
УСЛОВИЯ И СОСТОЯНИЕ ШРИФТА ARIAL-ДЕВЯТЬ
Целыми днями я сидел за рабочим столом, читал про больницу, в которую попала бомба, и рассматривал фотографии. Так я пытался снять свою острую невротическую реакцию на это событие, но чем дольше я смотрел на снимки, тем сильнее страдал от отвращения.
Один репортаж сопровождался фотографией, снятой за несколько дней до атаки беспилотника: вот шеренга детишек, они улыбаются в камеру, рядом стоит медсестра и тоже улыбается. Многие ребятишки явно ранены: тонкие ручки и ножки в бинтах, кому — то наложены шины, у кого — то рука на перевязи. У одного мальчика на футболке Микки — Маус; стыдно признаться, но эта ничтожная эмблемка западной жизни на груди малыша вызвала во мне ощущение нашей с ним связи — этот мальчик уже не воспринимался как чужое, инородное существо, как другой, — обычный ребенок, который мог бы быть моим сыном и стать моей личной трагедией. Наглядевшись на улыбающегося малыша в замызганной футболке и ухмыляющегося во весь рот Микки, я наклонился и едва успел схватить мусорную корзину, как меня снова вывернуло.
Обессиленный и удрученный, я принял скромное — иной скажет, пустячное — решение. Я обязан хоть что — то сделать, Наши с женой отношения портились чем дальше, тем боль ше, каждый исполнял свою роль все хуже — ни дать ни взять актеры, в миллионный раз играющие один и тот же дневной спектакль. На работе было не лучше: прошло уже десять лет после смерти отца, и все эти десять лет я проторчал в договорном отделе; десять лет страдал от унижения, ежедневно встречаясь с Оскаром, а теперь мои руки замараны кровью детишек, живущих от меня за тридевять земель… Да, я обязан что — то сделать. Надо просто встать и уйти. Бросить работу, сказать Оскару «Пошел ты подальше» и развестись с женой
