Мелким шрифтом - [28]
Когда жена вышла и не могла услышать наш разговор, Лукас стал снова раскрашивать картинки и, мимоходом глянув на меня, спросил:
— Почему она — твоя жена?!
УСЛОВИЯ И СОСТОЯНИЕ РОДИТЕЛЕЙ МОЕИ ЖЕНЫ
Когда мы с женой только — только познакомились, она то и дело сбегала из дома, ища укрытия у Молли. По ее словам, родители ей достались омерзительные, сущие дьяволы во плоти; они ожидали, что дочь станет верхом совершенства, а Элис их непрестанно разочаровывала.
Естественно, я заранее, еще до знакомства с ними, их возненавидел: они же причиняли дочери сплошные муки. Поэтому первая встреча с ними стала для меня немалым потрясением: они мне очень понравились. Непритворно добрые, щедрые, они обожали свою единственную дочь, благоговейно трепетали перед ней и в ее присутствии буквально лучились безграничной любовью. Сказать, что жена немного исказила подлинную картину их отношений, — не сказать ничего; Элис просто — напросто оболгала родителей, оболгала нагло и со злым умыслом. Она изображала их гнусными злодеями, чтобы оправдать, а порой и объяснить самой себе собственное идиотское поведение, эгоизм и жестокость. Нам всем свойственно создавать образы негодяев, на фоне которых мы сами выглядим паиньками, — немудрено, что моя жена выбрала для родителей именно эту роль. Однако для такой роли им всегда не хватало убедительности. Попросту говоря, эти славные, непритворно добрые люди были слишком для нее хороши.
При первом знакомстве я ожидал увидеть парочку страшилищ, злобных и помешанных на религии лицемеров, ежеминутно выказывающих свое недовольство. А дверь мне открыл Фред — милейший скромный человек с густой челкой такой белизны, что она напоминала пышное облако взбитых сливок. На нем была мягкая клетчатая рубаха — его любимая одежда. Рядом стояла симпатяга Джой; она вполне подошла бы для немудрящего фото из серии «Милая мамочка» — такие картинки домашнего уюта охотно оттискивают на крышках коробок с печеньем. Улыбка не сходила с их лиц, а перед дочерью они благоговели, как глубоко верующие люди перед иконой. Моя жена была смыслом их жизни, но умудрилась в ответ на обожание родителей взрастить в себе одну лишь ненависть к ним.
Мы очень редко приглашали их к себе на ужин — жена никогда не выказывала желания повидаться с родителями, она их стеснялась. В конце концов она от них настолько отмежевалась внутренне, что они стали для нее никчемным и позорным атрибутом прошлого. Так шикарный «феррари» сгорает со стыда оттого, что когда — то был создан на грязном автомобильном заводе. Но родители никогда не оставляли попыток выклянчить у нас приглашение на ужин. Спустя какое — то время Джой стала звонить на мобильный мне, а не дочери. Она отлично понимала, что я — слабое звено.
— Я знаю, Элис страшно занята книгой, работой, и ты, дорогой, тоже; вы оба страшно заняты, а тут два обносившихся старика — пенсионера; но для нас счастье просто повидать вас, заехать к вам ненадолго, и мы с великим удовольствием привезем горшочек мясного рагу, чтобы вам не возиться с угощением.
— Да, конечно, приезжайте, — всякий раз говорил я, ив ответ раздавались восторженные возгласы:
— Замечательно! Фред! Фред! Фрэнк сказал «да»! Да, да, он разрешил нам их навестить!
Следом откуда — то неслись громкие указания Фреда:
— Скажи Фрэнки, что у меня для него припасена пластинка Мадди Уотерса, новехонькая. Пускай послушает.
Никто, кроме Фредди, не называл меня Фрэнки; от других я этого, наверно, и не потерпел бы, а от него мне было даже приятно. Нас сблизила любовь к блюзам: два тощих белых мужика слушали черномазую деревенщину и никак не могли наслушаться[125].
Но моя жена всякий раз пыталась увильнуть от таких ужинов. Если ей не удавалось заранее придумать благовидный предлог, то она могла в последнюю минуту дать отбой, как правило ссылаясь на Валенсию: та, мол, срочно требует ее к себе, и тогда я ужинал с ее родителями один. И мне это очень нравилось. Они, разумеется, не заменяли мне моих собственных родителей, которых я очень любил и уважал, но родителям жены было присуще нечто такое, чего в моей семье никто не сумел бы даже сымитировать: я говорю о безграничной радости жизни. (Возможно, что — то подобное отчасти есть у Малколма, но больше ни у кого.) Правда, это имеет и свою оборотную сторону. Порой Фред пускался в маловразумительные рассуждения о своеобразном звучании гитары или о пронзительной ноте, находившей отзвук в на. ших душах, а Джой могла часами расхваливать дочку — вне зависимости от того, присутствовала та на ужине или нет, — и остановить ее было трудно. А по сути оба они, Фреди Джой, были страстными поклонниками радости жизни.
Но если к нам присоединялась моя жена, то наши посиделки, увы, всегда уступали ужинам на троих.
Джой норовила под любым предлогом коснуться дочери — то при встрече слишком долго не выпускала ее из объятий, то гладила по руке, — а та стремилась поскорее высвободиться или отдернуть руку. Иной раз Джой говорила:
— Да, Элли, я обещала Браунам, что когда ты приедешь нас навестить, то непременно к ним заглянешь. Миссис Браун так гордится тобой, мое солнышко! У нее есть твоя книга, даже две: одна в твердой, другая в мягкой обложке; миссис Браун их никому не дает, но непременно показывает всем твою дарственную надпись.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.