Мелким шрифтом - [18]
Мальчишкой я обычно подыскивал себе летом какую, нибудь работенку, и однажды папа предложил мне внимательно прочитать контракт и всюду вместо названия предыдущей компании внести наименование другого клиента, Я заменил. Это было проще простого. Плевое дело.
Но допустил ощибку.
Прошляпил. И в новый договор вкралось название той, прежней компании. Папа пришел в бешенство. Если бы клиент подписал этот договор, орал он, документ потерял бы законную силу! Одна — единственная ошибка, одно слово перечеркнуло бы контракт навсегда. Папа потерял бы договор, клиента, и репутация нашей фирмы была бы подорвана.
И все — из — за одного крошечного словечка.
Мне вспомнились дохлые мухи, кучками валявшиеся на полу возле моего стола. Не прихлопнутые в лепешку, а кругами лежавшие на ковре. Жутковатое зрелище. Интересно, думал я, с чего это они так дружно сдохли? И предположил, что мухи покончили жизнь самоубийством. Влетев в контору, они просто утратили волю к жизни. Взмыли под потолок, развернулись, сложили крылышки и отчаянно устремились вниз, в объятия смерти.
И тут до меня дошло: вспомнилось, как люто я ненавидел работу. Тучей хлынули воспоминания, тоскливые и гнетущие. На платежной выписке, подумал я, надо ежемесячно печатать предупреждение о том вреде, который наносит здоровью работа.
Как на сигаретных пачках. К примеру: «Такая работа вредит вашему здоровью. В больших количествах она может вызвать рак души»[73].
УСЛОВИЯ И СОСТОЯНИЕ СОВЕЩАНИЙ
Проницательность памяти не свойственна. Если уж память возвращается, она разом выплескивает все свое содержимое, начиная с воспоминаний настолько горьких, что хочется свернуться клубочком и умереть (см. подробные описания выше), до собачьей ерунды, которая, как правило, составляет большую часть нашей повседневной жизни (что будет описано ниже). Без зоркого редактора память представляет собой бескрайний пустырь, усыпанный бессмысленным житейским сором, в котором затерялось несколько необработанных бриллиантов. Поэтому, когда моя память вдруг ожила, мне вспомнилось ничуть не меньше скучищи, тщеты, идиотства, чем событий поразительных, важных, из ряда вон выходящих.
Одними из первых всплыли многочасовые бессмысленные совещания с Оскаром во главе. Он, как последний кретин, павлином расхаживал перед нами, мы же помалкивали и угрюмо, безнадежно смотрели на него. На наших совещаниях речь никогда не заходила о текущей работе, и это особенно врезалось в память. У нас вообще редко обсуждают вопросы, непосредственно касающиеся клиентов и текущей работы. А глубинная суть совещаний заключается на самом деле в самоощущении каждого участника этого действа.
Из всех сотрудников стоит упомянуть двух. Джордж — это женщина. (С очень недавних пор. И лишь в генеалогическом смысле.) Во всех остальных отношениях она — мужчина. У нее нет грудей; она одевается как мужчин, говорит как мужчина, ходит как мужчина, а уродством и агрессивностью переплюнет любого мужика. И никогда не смеется. Заскок у нее такой. Изредка улыбается, но, глядя на нее, невольно думаешь: «Уж лучше бы ты не скалилась».
Гэри — это наш конторский затейник, со своим фирменным фокусом: стоит ему взять в руку пачку бумаги, и он вмиг определит, сколько в ней листов. Схватит пачку, закроет глаза и выпалит: «Двадцать один!» Самый скучный в мире фокус[74].
Тем не менее совещания проходили ежемесячно; Оскар всегда стоял во главе стола, отпускал шуточки и из кожи вон лез, изображая лучшего в мире начальника. Это совещание наверняка начнется ровно так же.
Я сажусь, и тут является мой приятель, конторский затеиник Гэри, — он работает на другом этаже, мы видимся только на совещаниях, — и орет, как голос за кадром в фильмах про Супермена:
— Это птица? Это самолет? Нет! Это Фрэнк, главный специалист из отдела Условий и Примечаний! И все из месяца в месяц смеются над шуткой Гэри.
Не потому, что она на редкость удачная; просто он орет так, что все волей — неволей смеются.
Эту шутку он отпускал раз тысячу, не меньше, и все равно сотрудники неизменно хохочут.
А самое противное — что я тоже смеюсь. Я — социальный трус: мне страшно не засмеяться вместе со всеми.
— С нашим специалистом по Условиям и Примечаниям мы точно не пропадем! — кричит Гэри[75], и совещание начинается, На ежемесячных совещаниях положено обсуждать важные вопросы, касающиеся наших клиентов, но мы используем эти сборища лишь как предлог для переваливания собственной работы на коллег. «Вопросы, касающиеся клиентов» — не более чем «троянские кони», в которых кроются собственные цели и задачи каждого из сотрудников. Помню, как из месяца в месяц я сидел на совещаниях и слушал — но не то, что говорилось вслух, а то, что окружающие пытались сказать или же, наоборот, скрыть. Самое главное на таких совещаниях — подтекст.
Оскар обычно заявляет:
— Итак, мы ждем, что наш договорный отдел удвоит усилия в целях более успешной работы с талантливой клиентурой. Доходы отдела нас вовсе не радуют[84].
На выпад, встрепенувшись, отвечает Роджер:
— Что ж, мы переживаем трудное время, сорвалась сделка с И-эм-ай — для нас это как серпом по яйцам, — но мы выдюжим и станем еще сильнее. Скажу вам главное: старуха И-эм-ай нам не нужна, нам нужны новые медиагруппы
