Мелгора. Очерки тюремного быта - [14]

Происходило это на кирпичном заводе. Среди конвойных солдат оказался земляк из соседней деревни. Шура давал ему деньги, и пока «чекист» бегал за водкой и чаем в расположенный примерно в километре от охраняемого объекта райцентр, «жулик» с автоматом, заняв его место на вышке, бдительно охранял периметр. Водку делили по-честному: бутылку солдату, две — Шурику…

Тот, кто читал рассказы Сергея Довлатова, служившего в своё время именно в конвойных частях, согласится, что это — не выдумки.

Я и сам однажды стал свидетелем чего-то подобного.

Однажды зимой навалившийся внезапно буран мгновенно замёл степные дороги. Два «КамАЗа», выехавшие с кирпичного завода с двумя сотнями зеков, увязли на полпути в сугробах. Связи с колонией не было. Зеки стали замерзать в железных будках, сидевшие там же, через решётку, у заднего борта «чекисты» и вовсе околевали на открытом ветру. До жилой зоны оставалось километров шесть. Обеспокоенное тем, что фуры с заключёнными не прибыли вовремя, сгинули где-то в ревущей ветром степи, колонийское начальство послало на разведку пожарный автомобиль, отличавшийся высокой проходимостью. Но и он где-то безнадёжно увяз.

Не дождавшись помощи, конвой решил выпустить зеков из запертых будок, и добираться до зоны пешком.

Я был на вахте, когда глубокой ночью на освещённое прожекторами пространство у ворот вдруг вывалила из снежной кутерьмы чёрная толпа и по пояс в снегу вломилась в предзонник. Дошли! При этом некоторые зеки несли на себе ослабевших «чекистов», некоторые волокла их автоматы с подсумками…

Несколько слов о конвойных собаках. Вспоминаю случай уже из «изоляторского» периода моей службы.

1991 год, августовский путч на воле. В следственный изолятор Оренбурга пришёл абсолютно отмороженный этап грузинских воров. Видать, были в МВД СССР светлые головы, которые в этой неразберихе спроваживали "отрицаловку" в родные республики. Но нам-то что делать? В камере 40 человек, а нас, ментов, вместе с "кадровиком", мобилизованным из штаба, — всего пятеро. По восемь откормленных зеков на брата. Они орут: "Менты, бидарасы, всех резать будем!".

Надо привести их в чувство, чтобы поняли, куда попали. Доставили из "запретки" Малыша — огромную кавказскую овчарку, и затолкали в камеру. Лай, вой, рёв. Открыли через пять минут — у Малыша морда в крови, все зеки на шконках, на втором ярусе. Арестанты кричат: "Ой, начальнык, убери собака!".

Вывели всю камеру в коридор, посадили на корточки, руки за голову. Нашли пахана. "Командир, этап на Тбилиси через неделю… Гадом буду — нормально будем себя вести. Оренбург на всю жизнь запомню. Хороший собака здесь водится!". И добавил с присущей кавказцам хвастливой гордостью:

— Этот собак — земляк наш. У нас на Кавказе все такие — гордые и бесс трашные!

Кстати, о Малыше.

Эта меховая сволочь съела мой обед тогда же, в 1991-м году! Мы очень бедно жили в начале 90-х. Я, капитан, сидел с автоматом на вышке (все ждали массовых беспорядков, захвата изолятора). А жена, Лариса, нажарила мне пирожков — то ли с луком и с яйцами, то ли с печёнкой. И решила меня покормить. Но ошиблась калиткой. Одна вела к вышке, а другая в запретную зону. Где царствовал Малыш. И вот идёт она по тропинке, и вдруг слышит рык за спиной. Оборачивается — а эта огромная меховая сволочь, спавшая где-то в бурьяне под колючей проволокой, проснулась. И увидела нарушителя! Оскалил, гад, клыки… Лариса бросила ему пакет с пирожками. И тут Малыш Родину продал. Начал жрать пирожки, наплевав на постороннего в "запретке". Супруга моя благополучно ушла. А я остался голодным. А если бы на её месте был зек-побегушник?!

Впрочем, Малыш был со щенячьей поры натаскан на заключённых. И на сотрудников, тем более в форме, никогда не бросался, даже не рычал. Мы для него были «своими». Но зона накладывает свой неизгладимый отпечаток на всех. Даже на собак. Почему бы «не отжать» вкусненького, если представился случай? Вот Малыш и «отжал» свою пайку…

8.

В местах лишения свободы действовали так называемые общественные организации осужденных. Были зоны, в которых заключённых загоняли в такие объединения, или «секции», чуть ли не палками. Например, с этапа заставляли новичка писать заявление о «добровольном» вступлении в СПП — секцию профилактики правонарушений, что-то вроде народной дружины. Надо ли говорить, что состоять в членах такой секции для основной массы заключённых считалось позорным?

На Мелгоре к вступлению в ту или иную секцию особо не принуждали. Все заключённые, становившиеся завхозами, дневальными в отрядах, бригадирами и нарядчиками, работавшие в хозобслуге и на пищеблоке, автоматически зачислялись в СПП.

Существовали и другие секции. Например, СКМР — секция культурно-массовой работы, СБС — санитарно-бытовая секция, СФСР — секция физкультурно-спортивной работы, и даже СОКМГ — секция общественных корреспондентов многотиражных газет! Последние должны были сочинять заметки в общую для всех оренбургских колоний газету — многотиражку «За честный труд», прозванную заключёнными «сучий вестник». Писали о передовиках производства, рассказывали душещипательные истории о раскаявшихся и завязавших уголовниках. Активных корреспондентов поощряли внеочередными посылками, свиданиями, а то и представлением к условно-досрочному освобождению.