Мелгора. Очерки тюремного быта - [12]

В отряде Мамбетова соорудили спортплощадку, на которой можно было погонять футбол, крутануться на перекладине. Или толкнуть тяжелейшую, сваренную из автомобильных рессор, штангу.

Были отряды-грязнули, где зачуханные зеки с утра и до вечера безуспешно шоркали мётлами по присыпанной притоптанным шлаком, заплёванной территории, гоняя из конца в конец неистребимый мусор.

Распорядок дня в зоне строго регламентировался исправительно-трудовым кодексом, и планировался примерно так.

Подъём — в шесть утра.

В половине седьмого — утренний просчёт на плацу, потом строем — на завтрак.

В восемь — выезд на работу.

Обед в жилой зоне и на производственных объектах — с часу до двух.

В шесть вечера — очередной просчёт с построением, ужин.

В десять вечера — отбой.

Днём проверки заключённых в жилзоне проводились в любую погоду на специально заасфальтированном плацу. В середине ночи прапорщики-контролёры считали заключённых в отряде, спящих, по «головам».

Проведение просчётов возлагалось на дежурный наряд — нескольких прапорщиков и офицера — ДПНК.

Наряд нёс службу по двенадцатичасовому графику. Были смены, где «прапора» вечно путали счёт, количество «наличных» зеков не совпадало со списочным, проверка затягивалась на два-три часа.

Летом это не имело особого значения, а вот в зимнюю стужу, под пронизывающим ветром, осужденные нещадно мёрзли в своих бушлатах «на рыбьем меху», роптали, в полголоса крыли контролёров матом, а те бегали по отрядам, разыскивая недостающего, чаще всего прикемарившего в каком-нибудь закутке зека. Если такового в конце концов находили, то будили пинками и волокли, очумевшего от сна и града обрушившихся вдруг ударов, в штрафной изолятор.

Самым курьёзным было то, что при двух ночных побегах из жилой зоны на моей памяти, проверки сходились, и бежавших спохватывались лишь много часов спустя.

7.

Я уже говорил, что главным в деятельности любой исправительно-трудовой колонии в те годы был производственный план. Но существовала сила, которой было наплевать на производственные, как, впрочем, и на воспитательные проблемы. Этой силой были охранявшие зону конвойные войска.

Основной задачей конвоя, состоящего из солдат, прапорщиков и офицеров внутренних войск, во все времена оставалось не допустить побег с охраняемой территории. А поскольку надёжнее всего охранялась жилая зона, идеальным положением для войск было то, при котором зеки сидели за крепким, опутанным «колючкой», «егозой» и сигнализацией забором. А не мотались по стройкам, цехам, разного рода хоздворам, гаражам и складским помещениям. Бежать с производственных объектов было намного легче, да и бежали. Дважды в течение десяти лет с территории кирпичного завода осужденные уходили на тепловозе. Подгадав удобный момент, зеки седлали мощную машину, раскочегаривали, и, таранив ворота, под градом свинца автоматчика со сторожевой вышки, оказывались на свободе…

Надзор на удалённых объектах был слабее, охранные сооружения — временные, хлипкие. К тому же, оказавшись вдали от отцов-командиров, солдаты несли службу спустя рукава, а прапорщики-контролёры, промаявшись от безделья час-другой, прикладывались к прихваченной с собой в наряд, или изъятой кстати у заключённых водкой.

Зная всё это, командование конвойного батальона строило бесчисленные козни, чтобы совсем не выпускать, либо ограничить число осужденных, выезжающих на объект.

То конвою не нравились поданные для перевозки зеков фургоны, то требовали от колонийского начальства руками всё тех же зеков подлатать, укрепить забор вокруг производства, добавить колючей проволоки, осветительных фонарей по периметру…

Случались и вовсе дикие сцены.

Летнее утро. В решетчатом загоне колонийских ворот — «предзоннике», — стоит полторы сотни заключённых. Зеки покуривают, ёжась под ветерком, прохладным после отступивших едва ночных сумерек. Вывод задерживается. Командир батальона подполковник Вайнер, придравшись к состоянию охранных сооружений на объекте — цехе металлообработки, расположенном в полукилометре от жилой зоны, запретил выпускать заключённых на работу.

Директор производства, Сидор Петрович Зубов, тоже подполковник, но колонийский, приказывает ДПНК открыть ворота предзонника. Тот подчиняется «своему» руководителю.

Встав во главе колонны зеков, Сидор Петрович командует:

— За мной! На производственный объект — шаго-о-м марш!

Из караульного помещения высыпают солдаты с автоматами, собаками. Ими командует лейтенант — начальник караула. Солдаты выстраиваются в шеренгу, берут оружие наизготовку, преграждая колонне путь.

— Стоять! — орёт начкар. — Стрелять буду!

— Вперёд! Вашу мать! — не отступает директор производства.

Если зеки не попадут на производство — пропадёт целый рабочий день, сорвётся план декады и месяца, за что и областное тюремное начальство, и районное, партийное, снимут с директора если не голову, то звёздочку с погон.

Зеки, хихикая, переминаются с ноги на ногу. Директор производства для них — начальник. И в цеху вольготнее зоны. Но грудью на автоматы конвойных переть осужденным тоже не хочется.

— Убери солдат, сопляк! — требует от начкара Сидор Петрович. — Я зеков сам в цех отведу. Ни один не сбежит. А вы, дармоеды, на хрен мне не нужны! — и решительно шагает навстречу шеренги.