Мексиканский для начинающих - [31]

Крыса

Об этом дон Томас Фернандо Диас редко вспоминает.

Только когда налетает ураганный ветер, и море пляшет, все в кружевах и пенных рюшах, и мир сереет в целом да гаснет электропланта, что называют «апагон тоталь», когда все яхты, баркасы, ланчи укрываются в порту «Абриго» и океанские теплоходы, гуляющие по Карибскому морю, не подходят к островному причалу – было дело такого гиганта выбросило на берег, и он стоит по сию пору, куда выбросило, нелепый, голый, показывая те части, что ниже ватерлинии, и выглядят как-то непристойно – винт, рули, киль; только в эти часы смятения, когда дон Томас Фернандо Диас дома, в гамаке, и переживает, как бы ветер не поломал кокосовые пальмы и священное дерево индейцев сейбу, которых осталось всего-то три, и хрупкие папайи в саду; только тогда, глядя, как дрожат деревянные жалюзи на окнах и задувает меж створками их пыль и песок – слышно, как шуршит он по керамическому полу, – и знакомая юная крыса рвется с улицы в дом, как ни гони ее, будто бедный родственник, садится в угол на расписной сундук и смотрит в упор, – дон Томас рассказывает ей о своем племяннике-губернаторе, поскольку есть тут соответствие с происходящим в природе.

– Дон Авелардо Мадрид, он был хороший племянник. – И дон Томас кивает крысе, чтобы не отвлекалась. – Когда он служил губернатором, я имел случай побеседовать с ним два-три раза. Один раз мне выпала очередь тридцать пятая на приеме. Я ожидал пять часов стоя, так я сейчас думаю. И когда попал в кабинет, мой племянник сказал: «Дядя, сделаем вещи проще. Когда в другой раз придете ко мне, чтобы поговорить, сразу идите к моей секретарше. У нее есть пустые листочки бумаги. Вы напишите на одном свое имя и что, мол, дядя. Секретарша передаст мне этот листочек, и я погляжу, что предпринять. Потому что мне тоже неловко пропускать своего дядю без очереди. Может, запущу сразу человек двадцать в специальный зал для аудиенции».

Каковы честь и достоинство в этих простых словах губернатора дона Авелардо Мадрида!

Прежде того случая у меня было ранчо и автомобиль-камьонета. Я покупал кокосы, чтобы обработать, то есть отделял копру, и продавал уже очищенные. Однажды отправился на соседнее ранчо и встречаю на дороге одного лейтенанта по имени Хорхе Перес, который ловил рыбу. И был с ним еще один рыболов из наших. Он и отметил – вот, сказал он, дядя нашего нового губернатора.

А я, к несчастью, был во всем рваном и плохо сшитом. Как обезьяна какая-то. Лейтенант Хорхе Перес посмотрел и говорит: «Этого быть не может и не должно! Вы прямо сейчас найдете себе новые штаны и рубашку. И будете первым встречать дона Авелардо Мадрида, когда он прибудет на остров в качестве губернатора. Только и ботинки еще найдите – поспрашивайте у здешних рыбаков и рабочих. И вы первый будете приветствовать губернатора, который возвращается из столицы после беседы с самим сеньором лиценсиадо президентом республики. И знаете, почему вы будете первым? Потому что я так хочу!»

Вот что сказал мне лейтенант Хорхе Перес. И я сильно переволновался, потому что не знал на своем ранчо о том, что в мире и что мой племянник уже вдруг губернатор. Ну очень хорошо, думал я тогда. Попросил одежду у рыбаков и дорожных рабочих – кое-какие штаны, рубашку и ботинки. Только переоделся и снова встретился с лейтенантом Хорхе Пересом, как пришло сообщение – почти приехал сеньор губернатор и уже рядом, близко от острова Чаак.

Не знаю, не могу сказать, почему я вспомнил, или меня осенило, что дону Авелардо нравится пикуда – соленая морская щука и один дикий фрукт икаку. Моя жена Ампаро сразу приготовила блюда. Лучше сказать, кушанья. Из этого фрукта икаку и до сих пор готовят разные сладости. Его можно консервировать. Это хороший дикий фрукт, но теперь редкий.

Когда дон Авелардо Мадрид причалил, лейтенант Хорхе Перес позвал меня вперед. Так и получилось, что я был по-настоящему первым человеком, который приветствовал нашего нового губернатора. Дон Авелардо обнял меня, а затем вызвал машину и отправил на ранчо Чауай записку для моей жены Ампаро, чтобы прислала немедленно это сладкое, приготовленное из икаку, и две соленые пикуды. Машина помчалась на мое ранчо и вернулась с этими блюдами, по которым дон Авелардо тосковал в столице, так я сейчас думаю.

Он ел-ел, а в лице его была какая-то серая тяжесть и глаза будто впервые видели наш маленький остров Чаак. И все же дон Авелардо похвалил икаку и пикуды. Поев, отправился проверять земли. Не знаю, что именно. В общем, была какая-то проверка. Возможно, поручил президент. Или дон Авелардо сам хотел поглядеть, не расточил ли чего предыдущий губернатор.

Он мне тогда сказал, что есть мысль повсюду насадить кокосы и получать много копры. Так и случилось. Из нашего порта отправляли больше восьмидесяти тысяч тонн копры каждый месяц, не считая чищеных кокосов. Потом все кончилось, когда от гринго попала зараза, сгубившая пальмы. Они засохли, листья свернулись комочками, и торчали по всему острову, как мечты без парусов или столбы без проводов. Это было очень уныло глядеть на такую беду. Хотя пальмы начали оживать через три года. Все наши так этого хотели, что пальмы ожили и вновь давали кокосы.