«Под лежачий камень вода не течет»
Триста лет назад жил-был в России царь — Петр Алексеевич.
Петр — имя древнее, греческое. В переводе на русский язык значит «камень». Известно, под лежачий камень вода не течет. То есть, если сидеть без дела, толку не будет.
Но уж царь Петр Алексеевич без дела не сидел ни минуты. Даже, говорят, не мог он ходить спокойно. Все бегом — повсюду ему хотелось поспеть. Да и не от какой работы не отворачивался. То Петр Алексеевич простой солдат, то матрос, то корабельный плотник, то бомбардир при пушках.
Иногда так говорят: вот царь-государь или король-император город, к примеру, построил. Если не город, так дворец, крепость или корабль. Это не совсем верно, лишь отчасти. Обычно царь только распоряжался, приказы отдавал. Чтобы, мол, через месяц на этой вот полянке замок стоял — красивый да крепкий! Разумный приказ тоже, конечно, дело важное. Однако работать каменщиком или плотником, понятно, — не царское это занятие…
А царь Петр Алексеевич таков был, что ко всякому делу сам руку прикладывал. И топор ловко держал, и ружье. И украшения костяные точил, и пушки корабельные отливал. Да потом сам кораблем правил — хоть в ясную погоду, хоть в шторм.
Ну, никак не сиделось царю Петру на месте — на троне серебряном, в зале, турецкими коврами обитом. Какой уж там «лежачий камень»!
Немало славных дел начинал Петр Алексеевич по всей стране России. Стремглав, будто камень, из пращи пущенный, — то тут он, то там где-то, совсем в иных краях. Своим примером и показывал русским людям, как много нужно знать и уметь, как любить свое дело, чтобы Россия стала могучей державой.
Вот так и сдвинул он с места громадный, неподъемный камень — целую обширнейшую страну. Повернул ее к великим делам — к наукам, к ратным подвигам, к новым неведомым землям.
Сказка про сине море-окиян
А науки в ту пору не жаловали. При царском дворе думные люди, стольники да спальники, любили шумную беседу, пиры-застолья.
«Солнце да месяц на небе, хлеб в амбарах, шапка, слава те Господи, на голове — чего еще надобно? — поглаживали они длинные бороды. — От наук иностранных одна смута. Верная погибель!»
Многие при дворе и грамоты толком не знали. Ну, конечно, царевича Петра учили грамоте — эдак неторопливо.
— «Аз» — первая буква, — говорил учитель Никита Зотов, — потом идут «буки». Дальше «веди» и «глаголь».
— Дальше-то, дальше что? — торопил Петр. Ах, много знать ему хотелось, обо всем на свете.
Но Никита Зотов не спешил:
— Сперва «аз» да «буки», а потом все науки! Не то «буки» боднут, «веди» солгут. Не торопись в науки, Петр Алексеевич!
— Конечно, государь, поменьше ты об этом задумывайся, — поддакивали думные люди, стольники, спальники, — Или тебе плохо живется-тужится? Все ведь просто в нашем мире — поешь вволю, поспи сладко, подумай коротко. А Никита Зотов еще сказку тебе скажет.
— «Азы» пройдешь, «буки» одолеешь, «веди» изведаешь — тогда уж «глаголь», говори. Этак и доберемся до пятой буквы — «добро». С добром хорошо жить, праведно, — начинал Никита Зотов так, что Петр задремывал. — Но это только присказка — сказка впереди… За тридевять земель, в тридесятом царстве, на синем море-окияне…
— А что это за море-то такое? — вскидывал Петр голову, — Что за окиян?!
— Сине море, государь ты мой Петр Алексеевич, — вздыхал Никита Зотов, — Сине море-окиян, как у нас говорится. А за морем тем буки живут — рогатые да копытные…
Немудрено тут было остаться неучем и невежей. Тем более что и Никиту Зотова отослали вскоре за границу с посольским поручением. И вот к четырнадцати годам Петр и читал неважно, и писал с ошибками.
Хотя невежей его никак нельзя было назвать. О, востроглазо смотрел он на мир, широко раскрытыми веждами. Всего, без края, хотел изведать.
Однажды князь Яков Долгорукий рассказал Петру про диковинный инструмент — подарок заезжего торговца:
— Мудреная вещь — с цифирками, со стеклышками. Крутится все, вертится, да еще расстояние измеряет. Не шагами, не локтями, а в иностранной мере. Стоишь сам на месте, а уже знаешь, сколько, к примеру, до того дерева пути.
