Механическое стаккато - [36]

— Бекка? — Бернардт почти не беспокоился, но все же нащупал рукоятку револьвера в кармане плаща.

Сэл принялся скоблить тряпкой с песком нож, неторопливо и тщательно.

— Вышла на воздух. Тут пыльно. И печально, — ответил псих.

Сэл дождался, пока доктор успокоится, и сполоснул две чашки, отпустив, наконец, злополучный нож. Очень кстати пришлась корзина, найденная на станции, уже собранная чтобы отправить кому-то и позаимствованная. Мужчина разыскал там чай и заварил его.

— Нужно время прийти в себя. Мир меняется, — задумчиво протянул Сэл.

Он давно ни с кем не говорил, но сейчас приходилось. И фразы выходили медленными, заторможенными, нелепыми рублеными предложениями, потому что он не мог вспомнить слова сразу.

— Понимаю. Не говори ей про завод. И про твои дела там, — Бернардт отхлебнул из чашки, успокаиваясь. Сердце стучало как бешеное, надо же было так испугаться.

— Да. Она… больно, — убийца отвернулся, вернувшись к посуде. Обдумывая сказанное и не сказанное, оба мужчины породили на кухне тишину особого рода.

Когда Бекка вернулась, док дотирал полы на кухне, а Сэл раскладывал продукты на полки в шкаф. Удивительно, но за несколько минут они стали вести себя как сообщники. Бернардт совсем не обращался с Сэлом, как с психом, который неизвестно что может сделать, а говорил, как с приятелем.

— Когда операция? — спросила девушка, когда Сэл вышел, и она снова осталась с доктором наедине.

Бернардт улыбнулся ей, кивнул на стакан воды и две таблетки:

— Будут проблемы с наркозом. Не думаю, что баллоны с эфиром все еще годны, — пока что его это волновало больше всего. Лучше бы Патрик дал ему на прощание не револьвер, а медицинский саквояж.

Ждать пришлось еще довольно долго — пока подготовишь стол, пока прокипятишь инструменты и сам сполоснешься под ужасно холодной водой — и это в начале весны… Не сказать, чтобы на свободе было все, как в сказке. Сэл растворился где-то на верхних этажах, а Бекка, закрыв во время ожидания глаза, так и проспала до конца операции. Деталь была извлечена, и не верилось, что набор железок размером с кулак может стоить, как путь в светлое будущее.

Пришлось вытащить коробку, эта задача была одной из самых сложных. Бернардт сотни раз благодарил бога, что не положился на действие таблеток — наркотика и сильного снотворного — и все же испробовал анестезию хлороформом, а не эфиром: уже не практикуемую, но все еще не менее действенную.

* * *

Бекка проснулась уже наверху, лежа в постели под грудой теплых одеял. День клонился к вечеру, так что Бернардт и Сэл много чего успели сделать. Например, все отмыть и распаковать мебель, не тревожа Бекку.

Просыпаться после наркоза было самым неприятным для девушки, оно всегда начиналось с некоторой паники и возбуждения. Она сжала руки в кулаки, чего-то не хватало в этот раз.

Каждый раз она просыпалась от голосов, от мягкого давления и тепла на своей ладони. Это был чуть заикающийся поспешный треп Джепетто и полумеханическая-полуживая рука Патрика, держащая ее. Правая ладонь главного механика как раз была живой плотью, мягкая и теплая, только тыльную ее сторону прокрывали трубки и пластины, левая же его рука была полностью механической.

Сначала среди следящих за ее пробуждением не стало Джепетто, веселого старика, мясника — как назвал его Бернардт. Джепетто умел вызвать улыбку у пациента даже тогда, когда тому хотелось лезть на стену. После предпоследней операции, лишившей ее совсем крохотного существа, которое могло быть ее ребенком, не было ни Джепетто, ни Бернардта, который был в заточении.

Рядом оказалась только ладонь Патрика.

— Что у тебя с головой, Патрик? — голос ее был сиплый, горло пересохшим от эфира, а на маске главного механика красовалась какая-то нелепая повязка, подоткнутая под детали и пропитанная кровью.

— Неважно. Как ты? Давай-ка пока на твоем здоровье сосредоточимся.

— У меня плохое предчувствие. Что пошло не так, Патрик?

— Боюсь, ты лишилась ребенка… Бекка, это слишком далеко зашло. Хотя бы для тебя это должно прекратиться…

Ребекка очнулась окончательно, видения прошлого отступили. Она жалела о том, что никто ее не встречает на этой стороне.

Сначала она не обратила внимания, в полумраке комнаты было плохо видно, но в углу, свернувшись в кресле, дремал доктор. Иногда он вздрагивал, все же дом не успел протопиться достаточно, но упорно отказывался просыпаться. За окном началась морось, и ветер безнадежно стучал в окно, скребя ветвями по стеклу. Свобода оказалась мрачноватой, не такой солнечной, как хотелось, без разительных отличий от заточения на заводе.

Наверное, стоило подождать с операцией. Досада и страх все еще не покидали Бекку — затянувшаяся стадия возбуждения? Или просто уже нервы сдали? Сердце скакало в груди, было немного душно, наверно, от того же сердца, ведь механическое легкое избавляло ее от некоторых побочных эффектов после наркоза. Где-то в мыслях Бекка ухмыльнулась, в чем-то она уже разбиралась, и это с двумя-то классами образования.

Позвать Бернардта не удавалось, в горле пересохло. Оставалось просто обидеться на него за то, что он, как анестезиолог по совместительству, спал в такой ответственный момент. На тумбочке стоял графин и стакан, разве что налить было некому. Рядом с кроватью поставили ночную вазу, на всякий случай. Однако все равно не хватало человеческого внимания после такой-то операции, считай, половину бока вырезали, а потом заново сшили. Дверь отворилась, и в комнату заглянул Сэл, увидев, что Бекка проснулась, подбежал к ней: