Мегрэ и старики - [25]

И этот не солгал! Ничего себе ремесло, думал Мегрэ, когда тебя огорчает, что человек не оказался убийцей! И все же так оно и есть: комиссар невольно злился на этих людей, которые были невиновны или казались таковыми.

Ибо, несмотря ни на что, труп оставался трупом.

Мегрэ снял трубку:

— Не могли бы вы спуститься, Мерс?

Он не верил в преступления, задуманные и осуществленные без сучка и задоринки. За двадцать пять лет службы в уголовной полиции такие ему не встречались. Конечно, он мог припомнить преступления, оставшиеся безнаказанными. Часто виновный бывал обнаружен, но ему удавалось ускользнуть за границу. Вспоминались еще отравления, немотивированные убийства.

Но здесь не тот случай. Никакой злоумышленник не смог бы проникнуть в квартиру на улице Сен-Доминик, выпустить четыре пули в старика, сидящего за письменным столом, а потом удалиться, ничего не взяв.

— Входите, Мерс. Присаживайтесь.

— Вы прочли мой рапорт?

— Еще нет.

Мегрэ не желал признаваться, что у него не хватало духу читать этот рапорт, как и восемнадцать страниц судебно-медицинского заключения. Накануне он оставил Мерса и его людей собирать вещественные доказательства и полностью им доверял, зная, что от них не укроется ни одна деталь.

— Гастинн-Ренетт представил свое заключение?

— Оно в папке. Это был автоматический пистолет калибра 7,65 — или браунинг, или один из его многочисленных аналогов, каковых полно в продаже.

— Вы уверены, что в комнате не осталось ни одной гильзы?

— Мои люди прочесали пол сантиметр за сантиметром.

— Пистолет тоже не нашли?

— Ни пистолета, ни боеприпасов: только охотничьи ружья и патроны к ним.

— Отпечатки пальцев?

— Старухи, графа и жены консьержа. Я их прихватил на всякий случай. Жена консьержа дважды в неделю приходила помогать Жакетте Ларрье делать генеральную уборку.

Мерс тоже был смущен и недоволен:

— Я приложил опись предметов, найденных в ящиках стола и в шкафах. Потрошил их добрую часть ночи, но не обнаружил ничего странного или неожиданного.

— Деньги?

— Несколько тысяч франков в бумажнике, мелочь в кухонном ящике, а в письменном столе — чековые книжки банка Ротшильда.

— Корешки были?

— Да, были. Бедный старикан настолько не предвидел своей кончины, что десять дней тому назад заказал костюм у портного с бульвара Гаусман.

— На подоконнике никаких следов?

— Никаких.

Они обменялись понимающими взглядами. Они уже давно работали вместе и не могли припомнить дела, когда, прибыв, как это пишут в газетах, на место преступления, они тут же не обнаружили бы детали, более или менее выбивающиеся из нормальной картины.

А здесь всюду царил неукоснительный, непогрешимый порядок. Всему находилось логическое объяснение — кроме конечно же гибели старика.

Можно было бы, протерев рукоятку пистолета и вложив его графу в руку, инсценировать самоубийство.

Но тогда, естественно, следовало ограничиться первым выстрелом. Но зачем же было стрелять еще три раза?

И почему так и не нашли автоматический пистолет старого посла? У него такой был. Старуха Жакетта призналась, что видела его несколько месяцев назад, в спальне, в ящике комода.

Пистолета в спальне больше не было, и, судя по описанию служанки, он был того же размера и веса, что и калибр 7,65.

Предположим, старый посол впустил кого-то к себе…

Кого-то, хорошо ему знакомого, потому что он снова уселся за стол, как был, в халате…

Перед ним стояла бутылка коньяку и бокал… Почему он не предложил гостю выпить?

Как можно представить себе подобную сцену? Гость проходит в спальню, по коридору или через столовую; завладевает пистолетом, возвращается в кабинет, приближается к графу и стреляет в упор…

— Не вяжется… — вздыхал Мегрэ.

К тому же должен был существовать мотив, и мотив достаточно веский: ведь человек, совершивший это, рискует головой.

— Думаю, ты не проверял Жакетту на парафиновый тест?

— Не решился, не переговорив с вами.

Когда используют огнестрельное оружие, особенно автоматический пистолет, при выстреле на определенное расстояние распространяются характерные частицы: они въедаются в кожу стрелявшего, особенно в ладонь, и остаются там какое-то время.

Мегрэ подумывал об этом накануне. Но есть ли у него право подозревать старую экономку больше, чем кого бы то ни было другого?

Ей, конечно, легче всего было бы совершить это преступление. Она знала, где взять оружие, могла, пока хозяин работал, свободно расхаживать по квартире, не возбуждая подозрений; могла подойти к нему, выстрелить — а когда тело соскользнуло на ковер, она вполне могла продолжать давить на гашетку.

И она была такая чистюля, что не преминула тут же подобрать все гильзы.

Но можно ли поверить в то, что она тут же спокойно улеглась спать, в нескольких метрах от своей жертвы? Что утром, направляясь на набережную Орсе, она остановилась где-нибудь, например на набережной Сены или на мосту Согласия, чтобы избавиться от оружия и гильз?

У нее был мотив, — вернее, подобие мотива. Около пятидесяти лет она жила рядом с Сент-Илером, под его кровом. Граф ничего не скрывал от нее, и, по всей вероятности, когда-то их связывали более тесные отношения.

Посол вроде бы не придавал этому особого значения. Изабель говорила об этом с улыбкой.