Мегафон - [29]
Публика повалила к выходу, перебрасываясь отдельными замечаниями. Один из репортеров шепнул другому:
— Начинается старая волынка.
— Само собой, — кивнул тот. — Где же это, однако, мой фотограф? Отсюда мне надо попасть…
Мисс Стотт нагнала Мирберга и Каридиуса, выходивших вместе.
— Почему мистеру Каридиусу неприлично продолжать процесс? — спросила она.
— Потому что он избран в Конгресс, — ответил Мирберг, улыбаясь. — Считается неподходящим для члена Конгресса, чтобы…
— Но он проходил ведь под лозунгом реформ.
— Причем тут они? — пожал плечами Мирберг. — Раз движение за реформы провело своего кандидата на официальную должность, кончено, больше делать нечего… лозунг реформ победил!
11
Проводив до порога судебной камеры своих двух соратников по проведению реформ и запасшись той порцией надежды и поддержки, которую она могла получить от их патриотических и добродетельных рассуждений, мисс Конни Стотт вернулась к семейству Эстовиа.
Она чувствовала себя ответственной за судьбу женской половины семьи, так как только ее настойчивость и энтузиазм извлекли их из глухого переулка и привели в камеру судьи Пфейфермана в качестве свидетельниц против Джо Канарелли. Она застала обеих женщин в состоянии панического страха. Они не решались выйти на улицу и отправиться домой пешком. Пересчитывая содержимое своих тощих кошельков, они прикидывали, хватит ли у них денег на такси.
Пылкий секретарь «Лиги независимых избирателей» попытался рассеять их страхи. Ведь ничего страшного не произошло. Нужно только через две недели непременно явиться в суд и свидетельствовать против Канарелли. Для того чтобы вывести ржавчину шантажа и рэкета, разъедающую город, требуется только решительный и бесстрашный отпор со стороны непоколебимого среднего класса, представительницами которого они обе являются. После этого мисс Стотт пересекла улицу, зашла в аптекарский магазин и стала названивать по телефону, сзывая гостей на банкет, который «Лига независимых избирателей» давала в отеле «Эмбасси» в ознаменование победы на выборах достопочтенного Генри Ли Каридиуса.
Старуха Эстовиа с Паулой поплелись к своей разгромленной лавчонке в переулке Деггерс. Пробираясь в уличной толпе, они пугливо озирались по сторонам, словно ожидая, что кто-нибудь из шайки Канарелли следует за ними по пятам, либо подкарауливает их из какого-нибудь подвала.
Все было тихо, но это не успокаивало их, а напротив, еще усиливало в них страх и тревогу.
Но только такие наивные и простодушные женщины могли воображать, будто рэкетиры сразу же открыто нападут на них снова, и ждать опасности оттуда, откуда они ее ждали. Пока они шли по переулку, в страхе оглядываясь на каждую дверь, с ними дважды поровнялась роскошная гоночная машина, задержанная светофором. Женщины не заметили этой машины, а двое мужчин в машине не обратили никакого внимания на двух женщин, бредших по тротуару. А между тем каждая из этих пар была занята мыслями и разговорами о другой.
За несколько минут до того пассажиры велели шоферу затормозить, чтобы купить свежий выпуск газеты. Мальчишка-газетчик надрывался на углу:
— Джо Канарелли, Называемый Королем Рэкета, Предстал Перед Судьей Пфейферманом. Обвиняется в Шантаже, Запугивании и Причинении Материального Ущерба. Виновным Себя Не Признает. Суд Отложен На Две Недели.
И со всех сторон неслись такие же выкрики, преследуя пассажиров гоночной машины.
Маленький чернявый человечек развернул купленные газеты и увидел свое имя, жирно набранное на первой полосе. Он покачал головой, взглянул в зеркало, вделанное в стенку машины, потом отрывисто бросил спутнику:
— Что говорит Мирберг?
Белобрысый юнец встрепенулся.
— Реклама.
— Вот как? Чистка, значит?
— Он говорит — тогда он не думал, что кто-нибудь затеет чистку.
— Тогда? Когда это «тогда»?
— До суда… До всего этого. — Он указал на газеты.
Чернявый хлопнул рукой по странице с его именем.
— Какого же чорта… каждый паршивый листок в городе…
— Мирберг считает, что это ничего не значит, — поторопился ответить швед. — Мертвый сезон… никаких происшествий… надо же сыграть на чем-нибудь.
— Чорт дери, если это будет продолжаться, они подвинтят Пфейфермана… ему придется действовать.
— При разборе дела?
— Ну да… если только свидетели явятся во второй раз.
— Если они явятся? — с тревогой повторил Белобрысый.
— Да, конечно… если.
— Но… но послушайте, — залепетал адъютант, — если… э-э… мы… то есть мы в тот раз проучили этих Эстовиа, а они вовсе и не ябедничали… не были виноваты ни в чем, кроме…
Взгляд маленького человека заставил шведа замолчать.
— Вот что, запомни: мы считаемся с тем, что человек представляет собой сегодня, а не чем он был две недели, или даже два дня назад.
Говоря это, он снова мельком глянул на себя в зеркало, потом стал смотреть в окно, на улицу, по которой они проезжали. И сразу он почувствовал себя больше, значительнее. Он был хозяином этой улицы. Каждая лавчонка платила ему ежемесячную мзду за право существовать. И именно потому, что — как он только что сказал Белобрысому — он относился к людям и к вещам так, как будто у них не было прошлого, считался только с их настоящим. Он следовал реалистической традиции своих великих соотечественников, Наполеона, Парето, или того арктического исследователя, который раздевал больных участников своей экспедиции к Северному полюсу, чтобы самому согреться в их одежде.
Книга периода конца холодной войны, когда ФРГ и ГДР объединялись в одну страну, и преграда, демаркационная линия — Берлинская стена, была разрушена. Офицер КГБ в Дрездене также стал частью истории того времени.
Книга посвящена страданиям, любви и великому подвигу монаха Евстратия Постника, в 1097 году попавшему в плен к половцам и угнанному вместе с другими славянами в Крым, в Херсонес (нынешний Севастополь), где в те времена процветала работорговля. За отказ от христианской веры в обмен на жизнь монаха казнят, в точности воспроизведя казнь Иисуса Христа. В книге отражена жизнь Древней Руси, половецких степей, войны и битвы половцев с русичами, венграми, печенегами, византийцами за жизнь и обладание степью.
«Отец, хотел устроить им, как дочерям могущественного европейского потентата и при том редким красавицам и умницам, возможно блестящие династические партии... Ходили слухи, будто Пётр склонен был завещать корону дочери Анне, образованной и одарённой... Никогда в нашей стране, да, кажется, и ни в каком другом государстве, верховная власть не переходила по такой ломаной линии...»В. О. КлючевскийРоман современной писательницы Фаины Гримберг рассказывает о времени (1725 — 1741), которое вошло в историю как эпоха дворцовых переворотов.
«Екатериною восторгались, как мы восторгаемся артистом, открывающим и вызывающим самим нам дотоле неведомые силы и ощущения; она нравилась потому, что через неё стали нравиться самим себе».В.О. Ключевский «Императрица Екатерина II»Новый роман молодого современного писателя Константина Новикова рассказывает о детских и юношеских годах Ангальт-Цербстской принцессы Софии-Фредерики, будущей российской императрицы Екатерины II.
В книге «Солдат», написанной в 1956 году американским генералом М. Риджуэем, в мемуарной форме повествуется о событиях, свидетелем и участником которых был автор в течение своей длительной службы в американской армии.Автор рассказывает о воздушно-десантных операциях англо-американских войск в годы второй мировой войны, о воЙЕ1е в Корее (где Риджуэй, как известно, был главнокомандующим вооруженными силами интервентов), о своей деятельности на посту верховного главнокомандующего вооруженными силами Североатлантического блока, а затем начальника штаба армии США.