Мефистон - Властелин Смерти - [23]

Моя попытка уничтожить сферу проваливается. Слишком много силы здесь. Коллективные психические силы миллионов отбрасывают меня. Сила жестокости такова, что удар ощущается физически. Я отшатываюсь. Кровь течет из моих ушей. Я знаю, что существо в тенях смеётся надо мной. Ничего уже нельзя достигнуть поддельной сдержанностью, я кричу от бессильной злобы.

Сфера продолжает подниматься, набирая скорость и вырастая в размерах, благодаря идущей внизу бойне. Она летит в сторону верхушки шпиля. В свои последние секунды, она ускоряется, превращаясь в полосу. Сфера врезается в башню.

Закат внезапно заканчивается. Ночь приходит, но не наступает. Её источник — башня. Тьма изливается с кончика шпиля. Она ползет по небу, извивающейся, растущей веревкой тьмы, и она кричит с яростью десяти миллионов загубленных душ. На высоте облаков, она разливается во все стороны, распространяясь по всему небосводу, пока мир внизу полностью не накрывается обсидиановым куполом. На какие-то секунды власть непроглядной ночи абсолютна. Потом свет возвращается, правда, в виде подарочка Хаоса. Воздух начинает рваться. По ткани реальности ползут трещины, извергающие огонь. Но это не настоящее пламя. Это куски жестоких мыслей, которым придали мерцающую форму. Они не просто горят. Они развращают то, что пожирают, затаскивая души глубже в объятия варпа, подпитывая себя агонизирующими сознаниями.

В тот самый момент, когда появляются трещины, раздается звук удара в колокол. Его сопровождает отчетливое ощущение, беззвучное, но огромных масштабов, часов приходящих в движение, надолго остановленных, но запущенных вновь. На поле боя, после тысячелетней паузы, время продолжает свой ход.

Застывшие воины перестают быть застывшими.

Глава 7 БРАТСТВО

Щелк. Щелк. Щелк.

Ритм в моем разуме и душе. Он резонирует в земле, воздухе и моем скелете, его не ощущает никто кроме меня.

Щелк. Щелк. Щелк.

Неумолимый звук проворачивающихся шестеренок, обращающих всякую надежу в прах. Механизм работает, запущенный на «Затмении надежды» при её исчезновении пять тысячелетий назад. Механизм действует, безразличный к любым попыткам остановить его.

Щелк. Щелк. Щелк.

Это ещё и звук складывающихся фрагментов, частица к частице, мерзость к мерзости, пока не появится вся картина. Я пока не вижу её, но чувствую приближающееся откровение. Пусть приходит. Я подбираю пистолет и устремляюсь обратно в амфитеатр, очертя голову бросаясь между шестернями. Я остановлю неизбежное.

Поле битвы раньше можно было охарактеризовать как бурлящий котёл. Как бы описать его нынешнее состояние? Суматоха обезумевших и враждующих насекомых, и трагедия штормовых волн, разбивающихся о скалы. Боевые порядки были сломаны ещё в первые секунды столкновения. Сражение разбилось на личные поединки или стычки небольших групп, разделенных обездвиженными воинами. Внезапно сражающихся становится в три раза больше, и всякий порядок утрачивается вовсе.

Древние космодесантники оказываются берсеркерами, неразборчиво ревущими через динамики шлемов. Их движения размашисты, быстры, настоящие взрывы агрессии. Они не пытаются защищаться. Они атакуют всех без разбору, нападая на ближайших к ним Кровавых Ангелов или Освященных. Немногие продолжают дуэли, начатые давным-давно, но после пары ударов, разворачиваются в поисках новых целей. Их поступки кажутся неразумными, просто инстинкт и поиск добычи. Я вижу закрепленное в магнитных захватах их брони огнестрельное оружие, но они пользуются только цепными оружием ближнего боя. Мечи и топоры сеют опустошение повсюду, непонятно как, но двигатели их всё же работают после стольких веков бездействия, они издают пронзительный визг, словно бьются в истерики от длительного голода.

Я окунаюсь в гущу битвы. Рядом со мной Альбинус и брат Роновус сражаются против четверых вернувшихся воинов. Роновус выпускает целую обойму болтера в грудь одного из противников. С такой убойной дистанции болты прошивают броню насквозь, выходя из спины воина, вырывая куски мумифицированной плоти, окаменевшие кости и чёрную от старости кровь. Ранение даже не замедляет берсеркера. Словно Роновус сражался просто с пустой броней. Но затем динамики шлема взрываются ревом боли и потоками несвязных, но вполне понятных ругательств. Существо внутри брони всё ещё, каким-то образом, живо, хотя оно иссыхало десятками веков. Воин обрушивает цепной топор на Роновуса, который блокирует удар дулом своего оружия. Топор перерубает болтер пополам.

Я посылаю в руки и голову воина мерцающие заряды психической энергии. Я разрываю тварь на куски. Она бьется в агонии и погибает. Кровь стучит в моих ушах. Я ненавижу тварь, которую убил. Я бы убил её ещё раз. Я уничтожу все следы её существования.

Вокс забит проклятиями и ругательствами. Ярость расползается по полю брани как чума. Я слышу крик Альбинуса. Он следует моему убийственному примеру и выхватывает цепной меч, хотя во второй руке у него болт-пистолет. И сейчас этот пистолет целится в меня. У меня нет времени даже сформировать вопрос в голове, и он стреляет. Пули со свистом проносятся мимо моего левого уха. Я слышу отчетливые звуки попадания у себя за спиной. Я резко разворачиваюсь на месте и взмахом пылающего меча обезглавливаю подкравшегося противника. Это был один из Освященных. Я поворачиваюсь обратно, с моей брони стекает кровь предателя, в этот самый миг я вижу то, чему помешать не в силах. Альбинус сдерживает одного из воинов. Их клинки сцепились и перемалывают друг друга. Роновус вытащил свой меч, но у него за спиной появляется еще один призрак древних времен. Он сжимает свой меч обоими руками и наносит удар сверху вниз, словно забивая жертву. Зубья прогрызаются сквозь ранец Роновуса, броню и позвоночник. Берсеркер продолжает давить на меч, пока Роновус не падает замертво, а затем он выдергивает оружие.