Медведи в икре - [45]

Шрифт
Интервал

Затем он начал объяснять некоторые правила игры и сказал, что его свисток будет означать конец игры.

Я попытался перевести. Естественно, ни один из игроков никогда не видел, как играют в поло. И русский словарь — или, по меньшей мере, мой русский словарь — не был богат на термины и фразы из области игры в поло. Когда я закончил, то всерьез сомневался, поняли они хоть что-нибудь.

Они выглядели несколько смущенными и озадаченными, находясь перед послом. Он вбросил мяч между двумя командами, и веселье началось.

На короткий момент воцарилось гробовое молчание, пока мяч крутился в чащобе из сотни лошадиных копыт и клюшек игроков. Затем кто-то нанес удар. Раздался громкий хрюк, и последовавшее за этим ругательство засвидетельствовало, что клюшка нашла путь к чьему-то телу. Неразбериха длилась несколько минут; затем мяч выскочил из свалки, и все двадцать всадников пустились за ним в сумасшедшую погоню. Крутящаяся клюшка нанесла по мячу еще один удар, и они пустились в галоп. Последовала целая серия жестоких толчков, и орда превратилась в очередную свалку. Мычание, ругань и жуткие звуки от ударов клюшками по человеческим и лошадиным ногам. Мяч вновь обнаружился, и все поле наполнилось криками. Лидирующий игрок выкрутился, проскочил и резко остановился. Следовавший за ним врезался в лидера, оба чуть не свались. И в этот момент мяч опять исчез между лошадиных ног.

Они разошлись по-настоящему. Вначале посол галопировал вслед толпе, предупреждая их о нарушениях, но очень скоро стало ясно, что никто не обращает внимания ни на что, кроме мяча. Одним из самых смекалистых из всех двадцати был маленький монгол из Центральной Азии. Поначалу он яростно ввязывался в каждую свалку, крутя клюшкой и испуская странные воинственные кличи. Затем я заметил, что он старается держаться в стороне от схватки. И в этот момент мяч вылетел из свалки, и все игроки пустились за ним вдогонку. Монгол пришпорил свою лошадь и пустился за мячом под прямым углом к движению толпы преследователей. Было ясно, что если кто-нибудь не уступит дорогу, произойдет столкновение. Монгол издал истошный вопль. Наверное, он собирался напугать остальных. Но все продолжали скакать в прежнем направлении. Прозвучал глухой удар и крики боли: три лошади на полном скаку врезались одна в другую. Лошадь монгола зашаталась и упала. Две другие споткнулись и остановились над ним. Мяч спокойно покатился вниз по лугу, и все остальные игроки бросились за ним в сумасшедшую гонку.

— Это было отвратительно, — сказал я послу, когда мы спешно направились к месту падения лошадей.

— Что там отвратительно, — сказал посол. — Это было убийство.

Когда мы добрались до места столкновения, лошади уже были на ногах, а их всадники ходили слегка ошеломленные, но очевидно, все было в порядке. У маленького монгола была поранена кожа на гладко выбритой голове, а гимнастерка порвана.

Но уже через мгновение он вновь вскочил на лошадь и пустился галопом за другими игроками, по-прежнему что-то выкрикивая своим высоким голосом.

Игра продолжалась уже пятнадцать минут[115], когда посол поднялся, объявляя, что для первого раза достаточно, и торжественно засвистел в свой свисток. Орда продолжала галопировать, кричать и отчаянно сражаться за мяч. Он просвистел снова. Некоторые из игроков посмотрели на него непонимающими глазами. Один или двое усмехнулись, очевидно пораженные видом посла, величественно восседавшего на своей лошади и старательно дувшего в маленький свисток.

Когда я проезжал мимо, посол крикнул:

— Вы объяснили им, что когда я засвищу, они должны остановиться?

Крики игроков позволили мне сделать вид, что я его не слышу, и поспешить дальше. Но посол последовал за мной.

Прошло еще десять минут. К этому времени посол начал раздражаться из-за своей неспособности остановить собственное творение, которое он привел в движение. Наконец он прижал меня возле берега реки.

— Сказали вы им или не сказали, что они должны остановиться, как только я засвищу? — зло прокричал он.

— Виноват — я полагаю, может быть, я не помню.

Посол заревел снова:

— Сказали вы или…

— Я, должно быть, опустил эту часть, сэр. Мне очень жаль.

— Ладно, черт побери! Теперь остановите их! Я не могу. Они умрут от апоплексического удара, если это продолжится, или то же самое произойдет с лошадьми.

Я уважительно кивнул послу и обреченно двинулся в облако пыли в полумиле вниз по лугу.

— Попытаюсь, — смиренно пробормотал я и пришпорил коня в сторону орды, крича «Стой! Стой!» Лишь несколько потных, окровавленных кавалеристов на секунду взглянули на меня, недобро усмехнулись и бросились вслед за мячом.

Схватив дополнительную клюшку, я решил присоединиться к свалке и посмотреть, как можно ее развалить. В следующий момент мяч вылетел из схватки, я рванул к нему под прямым углом к толпе. Я ударил по мячу изо всех сил, промахнулся и пришпорил лошадь, потому что двадцать лошадей, с глазами, горящими от возбуждения, что есть мочи неслись за хвостом моего коня и готовы были смять нас в этой гонке. Я попытался снова, на этот раз с большим успехом. Мяч пролетел сотню ярдов, я за ним, все еще крича через плечо:


Рекомендуем почитать
До дневников (журнальный вариант вводной главы)

От редакции журнала «Знамя»В свое время журнал «Знамя» впервые в России опубликовал «Воспоминания» Андрея Дмитриевича Сахарова (1990, №№ 10—12, 1991, №№ 1—5). Сейчас мы вновь обращаемся к его наследию.Роман-документ — такой необычный жанр сложился после расшифровки Е.Г. Боннэр дневниковых тетрадей А.Д. Сахарова, охватывающих период с 1977 по 1989 годы. Записи эти потребовали уточнений, дополнений и комментариев, осуществленных Еленой Георгиевной. Мы печатаем журнальный вариант вводной главы к Дневникам.***РЖ: Раздел книги, обозначенный в издании заголовком «До дневников», отдельно публиковался в «Знамени», но в тексте есть некоторые отличия.


В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС

Летом 1941 года в составе Вермахта и войск СС в Советский Союз вторглись так называемые национальные легионы фюрера — десятки тысяч голландских, датских, норвежских, шведских, бельгийских и французских freiwiligen (добровольцев), одурманенных нацистской пропагандой, решивших принять участие в «крестовом походе против коммунизма».Среди них был и автор этой книги, голландец Хендрик Фертен, добровольно вступивший в войска СС и воевавший на Восточном фронте — сначала в 5-й танковой дивизии СС «Викинг», затем в голландском полку СС «Бесслейн» — с 1941 года и до последних дней войны (гарнизон крепости Бреслау, в обороне которой участвовал Фертен, сложил оружие лишь 6 мая 1941 года)


Шлиман

В книге рассказывается о жизни знаменитого немецкого археолога Генриха Шлимана, о раскопках Трои и других очагов микенской культуры.


Кампанелла

Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".


Василий Алексеевич Маклаков. Политик, юрист, человек

Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.