Медведь - [26]

Тут, в коридоре большой серой равнодушной больницы, именно сейчас, весной, хотелось набрать в легкие воздуха – пускай и кислого, спертого, больничного, – и выдохнуть благодарно: «Как же жить-то хорошо! Вот просто быть живым, и больше ничего не надо!»

Правда, еще домой очень хочется. Скоро я буду дома!

Поливая мне спину ледяной водой из душа, врач тыкал в нее пальцем и спрашивал:

– Чувствуете? Больно?

– Палец ваш чувствую, боль – нет.

– Плохо. Значит, потеряна чувствительность. А тут? А тут?

Мне казалось, что это не на самом деле, вот еще пара секунд, и я проснусь.

Вообще-то проснулась я полчаса назад и, только встав с постели, прямо в ночной сорочке, отправилась на кухню пить кофе.

Поставила на плиту чайник, насыпала в чашку кофе и сахар. Стояла, слегка прислонившись к плите, ждала, когда закипит чайник. Частенько, особенно когда на кухне за большим круглым столом у нас с Медведем собирались гости, я стояла так возле плиты, на которой что-то готовилось. Ничего не происходило: плита новая и исправная, пламя не выбивалось из конфорки.

Этот раз был особенным. Сорочка на мне загорелась. Вот так просто: взяла да и вспыхнула, как факел. То ли сквозняк, то ли искра, то ли судьба.

Любое несчастье, будь то страшная авария, случайное уличное происшествие или нелепая бытовая травма – секундное дело. За эти секунды люди редко успевают даже удивиться, а осознают и анализируют произошедшее уже после – часами, днями, годами.

Я даже не успела испугаться, когда почувствовала, что языки пламени лижут мою спину. Успела только попросить:

– Помоги мне, Господи!

Скинув через голову обгоревшую рубашку – прожженная дыра вместо спины – и чувствуя боль, набрала телефон «Скорой».

– Это больница, – увидев мою спину, с порога констатировал врач.

– Больница скорой помощи! – торжественно внесла ясность его спутница в синем костюме со светоотражающими полосками.

Видимо, она хотела произвести на меня впечатление, но впечатление произвела на нее я, потому что, услышав название больницы, рассмеялась.

– Прекрасно. Очень логично. Куда же еще я могу попасть, и главное, очень вовремя! – пробормотала я и покорно отравилась в ванную остужать спину. Под ледяной струей я и правда ее не чувствовала.

Любой, а тем более сильный ожог, надо срочно охлаждать водой. Даже когда причина ожога – будь то открытое пламя или кипяток, – устранена, неохлажденные верхние слои кожи проводят жар вглубь, поражая нижние слои и нанося еще большие повреждения.

Когда я вышла из ванной, озноб спал и на смену ему пришло жжение:

– Ой, чувствую, ох как теперь чувствую! – заныла я.

– Это хорошо, – просиял врач. – Пусть вам это покажется странным, но в данном случае, чем больнее – тем лучше.

Мне вкололи обезболивающее, дали время собрать вещи, кое-как одели – вроде замерзающего француза времен войны 1812 года: халат рукавами вперед, плед для тепла на плечи – и повезли на «Скорой» в больницу.

– Как от вас вкусно пахнет, – мечтательно сказала одна из сотрудниц бригады «Скорой».

– Чем? – не поняла я.

– Курочкой гриль, – совершенно серьезно ответила она. Видимо, как и я, этим утром она не успела позавтракать.

В машине поставили капельницу и уложили на кушетку, несмотря на просьбы разрешить ехать сидя.

«Скорая» подпрыгивала на ухабах, я лежала на боку, вцепившись в кушетку, чтобы не упасть на поворотах, и смотрела в окно. Было видно только пронзительно голубое небо да голые верхушки деревьев, поэтому периодически я спрашивала ехавшую со мной женщину-врача, заботливо укрывшую меня своей курткой, где именно мы находимся.

– Проезжаем метро Купчино… Уже на Витебском… Скоро Будапештская… Вот и больница, – сообщала она.

Знакомая дорога, сколько раз я ездила и даже носилась по ней, не предполагая, как быстро меняется жизнь и что на одном из ее лихих виражей придется двигаться вот так: лежа на носилках, в халате, надетом задом наперед, глядя в проплывающее за окном небо.

По дороге врач рассказала мне, что теперь на весь город действует один ожоговый центр, поэтому всех везут именно туда.

В прошлую смену они доставили в больницу с сильнейшими ожогами водителя-дальнобойщика. На привале он решил разогреть себе ужин, включил плитку, а она возьми и взорвись прямо возле него. И ничего, выжил, так что и ты не переживай – все обойдется.

Наконец подъезжаем к знакомому – до боли – приемному отделению. Сюда привезли выжившего после ДТП Медведя. Здесь я притопывала от холода заснеженной зимней ночью, глядя на яркий свет в окнах реанимации. А вот теперь сама медленно плыву по пандусу в карете «Скорой помощи». Это настолько нелепо, что, может быть, просто снится.

– Сами выйти сможете?

– Смогу.

– Тогда держите капельницу, – вручили мне бутыль, из которой по трубке в вену текло лекарство.

В приемном покое было как всегда людно. До этого по дороге я несколько раз интересовалась, не придется ли мне провести несколько часов в общей очереди на оформление в больницу.

– Не придется, – заверяли меня сотрудники «Скорой». – Ожог – дело экстренное, надо сразу принимать меры во избежание присоединения инфекции, к тому же у вас большая площадь поражения.