Медсестра - [5]

А негра привезли, как вы поняли, в крови всего. Хлещет она через рот. Один из наших врачей, лечивший советских солдат в Афганистане, вообще ничего не боялся. Поставил он нашему черному другу капельницу, катетер в желудок завел. И смена у него заканчивается. Уходит он. А негр от кровопотери и шока бредит, мечется и норовит катетер изо рта вытащить.

Привязали мы с напарником ему руки-ноги к кровати и повезли на рентген. Только мы выехали за двери отделения, как этот масай с хрустом рвет вязку и молниеносным движением вытаскивает из черного рта катетер и с проклятьями выкидывает его на пол.

Мы берем ноги в руки и рвем обратно с криками — реанимация!!! — типа все сюда, у нас умирающий. Прибежали, конечно, все свободные, а тот уже глаза закатывать начал и посерел. Нужно ему срочно катетер обратно ставить. А никто не ставит. СПИДа все боятся. А анализ только через сутки будет готов. И никто никому приказать не может. Добровольцев нет. В наркоманов все лазят по локоть и ничего не боятся, а в шоколадного человека — страшно. И угас он минуты за три. Посерел. Мертвый негр он такого цвета, как сигаретный пепел становится.

Потом уже все чесали макушки и не смотрели друг другу в глаза, а дежурный врач крепко напился, хотя может это вещи и не связанные между собой. А под утро на пороге упала в обморок красивая блондинка, не проститутка, а просто его девушка, тоже студентка Университета им. Шевченко. У них в этот день должна была быть свадьба.

VALETE, COLLEGAE

Место, где одни люди стремятся не дать умереть другим людям называется реанимация. По идее. И те люди, которые ходят, несут перед людьми, которые лежат, ответственность. В том числе уголовную. Умер, предположим, кто-нибудь — патологоанатом пишет в своем заключении: смерть наступила в результате острой сердечной недостаточности. Но фокус заключается в том, что от сердечной недостаточности человек умирал не на улице, а в реанимации. А в реанимации что должны делать с человеком, у которого «мотор» стал? Правильно. Должны проводить реанимационные мероприятия. А от реанимационных мероприятий на человеческом теле остаются следы. А больного проебали, и следов нет. А я, предположим, родственник больного, хочу теперь на врача за это в суд подать. И врач, может, и не сядет в тюрьму, но диплом у него отберут точно.

Вот эскулапы в ургентных-скоропомощных отделениях и придумали ломать после смерти больного ему ребра — чтобы было похоже, что ему непрямой массаж сердца делали — когда все второпях и сердце стоит, мышечного тонуса, как правило, нет и поломать ребра ничего не стоит — как веточки хрустят. Потом, конечно, ожоги от дефибрилятора — это штука с двумя пластинами такими, она сначала делает у-у-у-у-у-у, а потом доктор с чеканным профилем кричит: «Разряд!» И тело больного прыгает на метр вверх. Вот эта штука и оставляет на коже круглые ожоги. Ожоги особенно хорошо видны, когда плохо помазали кожу больного специальным гелем — что опять же говорит о том, что делали реанимацию, да быстро все делали — молодцы, но увы, увы — все в руках провидения.

Осталось совсем ничего — уколоть в сердце адреналин. Дело в том, что когда сердце больше не сокращается, в вену колоть препараты бессмысленно — сердце стоит — кровь стоит, следовательно медоза в вене станет да и все. Потому колют прямо в сердце. Специальный одноразовый шприц есть уже со всем необходимым, чтоб не возиться с ампулами и не заправлять его. Так он в упаковке сразу и есть — с жидкостью внутри и прикрепленной к нему длиннющей иглой — в аптеке такой не купишь — абсолютно бесполезная в быту вещь. Вот и колят этим шприцем в холодное уже сердце с целью оставить на коже дырочку, а в сердечных желудочках адреналин с глюкозой.

Все. Очень скучная процедура, оказывается — следы заметать. Доктор подошел: «Здоров, малой, че тут у нас? Да не парься ты так — все равно он не жилец уже был», — рукой легонько на грудину нажал — хрустнуло, стрельнул дефибрилятором — запахло курицей жареной, шприцем бесшумно ткнул. «Все, — говорит, — пошел я заключение писать». И уходит. Мог бы его патанотом сдать, мог бы. Изменения прижизненные от изменений посмертных их отличать первым делом учат. Но не станет он этого делать — круговая порука в больнице круче, чем в органах. Ты мне — я тебе. Никто не будет ссориться, все ж изменения налицо — вот они, а там закопают, да и вообще, дети у всех подрастают, вы ж понимаете. Здравствуйте, коллеги!

КУБ ЗОЛОТА

Общая реанимация отделение, сотрудников которого зовут на верхние этажи по поводу и без. Тому, что реанимашка на первых этажах всегда во всех больницах, есть объяснение. Чем ниже, тем ближе к карете «скорой помощи», сокращается дорога к квалифицированному врачу — увеличиваются шансы прожить подольше.

Так вот, когда на этажах кому-то совсем плохо, звонят в реанимацию и волают: «У нас скоро труп будет, поспешите!» Особенно актуально это ночью, когда количество летальных исходов увеличивается, а количество персонала уменьшается. Конечно, будь профессор на месте, он бы такой случай решил быстро, но «проф» старенький, он дома уже спит. Старший же дежурант — обычный врач лет 35–50 ушел выпить, а больница огромная и где он неясно, а второй дежурант девочка молоденькая — насквозь просвечивает еще.