Медовые дни - [33]

На земле возле черного пластмассового стула еще сохранились отпечатки его армейских ботинок. Он смахнул со стула напа́давшие за последние сутки иголки, сел и оглядел лес и горы вдали. В прозрачном воздухе все было видно как на ладони, и он смотрел на окружающее новыми глазами. Например, он только сейчас заметил, что ветви деревьев, растущих рядом, почти дотрагиваются друг до друга, но никогда не соприкасаются. «Откуда деревья знают, какой длины должны быть их ветки?» – удивился он. «В мире господствует порядок, – ответили ему горы. – Есть замысел, и есть создатель». «Ветер, который сейчас дует, – думал Бен-Цук, – дует именно с той силой, с какой должен дуть. Лучи солнца ласкают меня именно так, как должны ласкать. Все подчинено гармонии, и каждая вещь находится на своем месте. Включая меня самого. Потому что сейчас я хочу быть здесь и больше нигде!»

Он долго слушал, как шумят под ветром кроны деревьев, и ловил звук собственного дыхания, а затем, подавив острое желание закурить (сигарета прямо просилась в руки), встал и принялся за работу. Тщательно – не как маляр, а как художник – покрыл выцветшую синюю краску на куполе могилы свежей, убрал разбросанную вокруг золу от костров и пакетики из-под фастфуда, нанес на купол второй слой краски.

Когда он закончил, солнце уже клонилось к горизонту. Он взял псалтырь, сел на стул и стал читать. Не по порядку, а руководствуясь красотой стихов. «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых, и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании развратителей»; «Копал яму, и вырыл ее, и упал в яму, которую сам сделал»; «И будет Господь прибежищем угнетенному, прибежищем во времена скорби»; «Доколе, Господи, будешь забывать меня вконец? Доколе будешь скрывать лице Твое от меня?».

В последующие дни он порой ловил себя на том, что бормочет псалмы. В фильмах, которые они с Айелет смотрели в синематеке, герои в трудную минуту жизни ездили зарядиться мужеством в родительский дом. Теперь и он, чей дом рухнул, а родители ушли из жизни, с помощью псалтыря тоже вернулся в дом своего детства. Оказалось, что древние слова – это секретный код к целому сейфу воспоминаний, о существовании которых он даже не подозревал. Вот они с отцом в синагоге. Вот отец отламывает ему ломоть субботней халы. Вот он, маленький Мошико, играет с ремешками тфилина и привязывает их к ноге, а отец едва сдерживается, чтоб не рассмеяться.

Каждый вечер после работы Бен-Цук приходил в склеп и что-нибудь чинил: заменил полки в книжном шкафу, приделал к столу недостающую ножку, рассортировал книги по годам издания, соорудил безопасную подставку для заупокойной свечи. Чтобы в склепе, как в душе человеческой, всегда горел огонек.

Эту идею ему подсказал «Полный путеводитель по могилам праведников» Цви Вильнаи, который он нашел в единственном книжном магазине Городка-на-границе. Глаза продавщицы многообещающе поблескивали; две верхние пуговицы на блузке были расстегнуты.

– Вас интересуют другие книги на эту тему? – спросила она.

Он кивнул. Она вышла из-за кассы, легонько тронула его за руку и сказала:

– Пойдемте.

Совершая обход крошечного магазина, она один раз, чтобы достать книгу с верхней полки, приподнялась на цыпочки, и блузка у нее задралась, обнажив полоску голого тела, а второй раз, чтобы взять книгу с нижней полки, нагнулась, продемонстрировав ему свой выпуклый зад. Но Бен-Цук сказал себе: «Если ты ступил на верную дорогу, никуда с нее не сворачивай», – и не стал ей звонить, хотя она написала ему на чеке номер своего телефона. Изучая «Полный путеводитель по могилам праведников», он использовал чек как закладку.

В конце книги была приведена удивительная биография праведника Абы Хизкии и его жены. Аба Хизкия, принадлежавший к первой плеяде таннаев, был простым торговцем тканями. Когда его жена Лея умерла, он, как и положено, оплакивал ее семь дней. Однако ни на восьмой, ни на девятый, ни на десятый день, когда траур должен был закончиться, он так и не перестал ее оплакивать. К нему привели самого мудрого раввина того времени. Тот поцеловал его в лоб и спросил: «Почему ты продолжаешь скорбеть, Хизкия?» И ответил ему Хизкия: «Ребе, с уходом моей жены тьма окутала меня». – «Встань, – велел ему самый мудрый раввин того времени, – и посвяти жизнь помощи своим обездоленным соотечественникам. С каждым твоим благодеянием во тьме твоего сердца будет загораться свеча». Так и случилось. Торговец продал все свои ткани, стал жить в бедности и посвятил остаток своих дней помощи нуждающимся. Например, когда в Шаббат у одной женщины порвалась сандалия, а принести ей новую из-за субботних запретов никто не мог, Аба Хизкия проводил ее до дома, подкладывая ей под ноги свои раскрытые ладони. Вот до какого самоуничижения дошел Аба Хизкия – и благодаря этому перестал горевать по своей жене. Когда же он в преклонном возрасте скончался, его похоронили рядом с ней, и «с тех пор, – пишет Цви Вильнаи, – их общая могила помогает людям найти себе спутника жизни».

«Из всех возможных могил я упал на колени возле той, где покоится человек, потерявший любимую женщину! – поразился Бен-Цук. – Если это не знамение, то что тогда считать знамением?»