Медленный огонь - [16]
ХОЛОДЕЦ. Десять миллиардов? Времени не теряете…
ЛЯМКИН. Де-де-десять миллиардов…
ВЕРЗИЛОВ. Ну, не буквально десять… преувеличиваете…
СТАЛИН. Что конкретно вы можете инкриминировать товарищу Сталину? Руководство фронтами Второй мировой войны? Признаю, руководил. И Гитлера разгромил. Разгром троцкистской оппозиции? Признаю, разгромил. И от его идеи перманентной революции отказался. А вам бы хотелось, чтобы мы поддерживали движения в Индии и Мексике, когда самим было есть нечего? Что еще, конкретно? Строительство колхозов? Признаю, построил. Что дальше? Персональные обвинения уместны тогда, когда существует личная выгода. Спрошу вас: где личная выгода товарища Сталина от строительства колхозов? Может быть, он построил себе дворец? Может быть, он купил себе яхту? Может быть, он завел себе красивый обеденный сервиз?
Вот, например, гражданин Верзилов начал карьеру с того, что присвоил себе бюджетные средства в размере десяти миллиардов. Эти деньги могли быть истрачены на обеспечение многих граждан. Взял их один Верзилов. Сколько человеческих жизней зависело от этих денег? Какая сумма в нашей стране обеспечивает здоровье отдельного человека? Посчитать легко.
КОБЫЛЯЦКАЯ. А в самом деле, сумма страховки за год две тысячи. Значит, за пятьдесят лет жизни — сто тысяч. Если десять миллиардов разделить на сто тысяч — получится… получится — сто тысяч человек могли быть здоровыми всю жизнь…
ВЕРЗИЛОВ. Всего-то… Сто тысяч человек… Какая там страна…. Микрорайон…
КОБЫЛЯЦКАЯ. Но там ведь люди живут… в микрорайоне…
СТАЛИН. А сколько заключенных содержится в одном лагере? Поверьте, значительно меньше ста тысяч.
ЛЯМКИН. Не-не-не понимаю! Что же, выходит, Сталин ни в чем не виноват? По-вашему, не было лагерей? Не было ночных арестов? Не было Магадана? Голодомора не было? Опомнитесь, граждане! Ведь это он, он все устроил! Было же…
КОБЫЛЯЦКАЯ. Ах, какие парады физкультурников были! Какие высотки строили! Песни красивые пели… о любви… о дружбе…
ЛЯМКИН. Вы-вы-высотки? Па-па-парады? Обыски! Расстрелы! Это же все он! Ва-ва-вампир!
СТАЛИН. Ошибаетесь, Лямкин. Это ваш дедушка людей расстреливал, а не товарищ Сталин. А дедушка Кобыляцкой доносы писал. А дедушка Холодца из маузера стрелял.
ЛЯМКИН. А вы ни при чем?
СТАЛИН. Ну почему же. Товарищ Сталин старался как мог, чтобы вы вовсе друг друга не перегрызли.
ЛЯМКИН. Он все врет, товарищи… То есть, что это я, какие товарищи… Он все врет, ува-ва-важаемые господа! Он очень жестокий и коварный человек! Он Мандельштама посадил… и меня хочет съесть… Ой, товарищ Сталин, не смотрите на меня! Ой, не надо!
СТАЛИН. Вот, товарищи, типичный пример интеллигентской логики… Вы в чем меня обвиняете, Лямкин?
ВЕРЗИЛОВ. В самом деле, надо остановить этот поток инсинуаций. Господин Лямкин, приступайте к обязанностям — считайте, что вы уже приняты на службу. Выступите на суде, как свидетель. Прокурор приглашает свидетеля, гражданина Лямкина!
ЛЯМКИН. Я бо-бо-болен… Горло болит! Не могу выступать!
ВЕРЗИЛОВ. Лямкин, ну что же вы! Такой момент! Расскажите про тридцать седьмой год! Про страдания интеллигенции!
ЛЯМКИН. Страдали! Очень! Я и сейчас бо-бо-боюсь!
ВЕРЗИЛОВ. Лямкин, вперед! Обличите! Разоблачите!
ЛЯМКИН. Да что вы все на меня… Да, очень страшно… Не смотрите на меня так… Я вас тоже боюсь… В конце концов, меня не Сталин убил, а Прохор Семенович Башлеев…
ВЕРЗИЛОВ. Предаете меня, Лямкин? Хорошо подумали? Не пожалеете?
ЛЯМКИН. Не пу-пу-пугайте… И так боюсь… Вы все заодно…
СТАЛИН. А не кажется ли суду, что обвинение предъявлено не тому, кому следует? Подлинный преступник присутствует в зале и носит личину прокурора! Спросите себя: что, собственно, делает Верзилов? — и вы поймете, что он организовал преступную группировку, ворующую будущее у своего собственного народа.
ХОЛОДЕЦ. Бабки пусть вернет. Тут уродуешься за каждую копейку…
ВЕРЗИЛОВ. Протестую, Ваша честь! Так даже Прохор Семенович себя не ведет… Ну знаете… В пенсионном фонде такого не вытворяют…
ХОЛОДЕЦ. Я лично Иосифа Виссарионовича поддерживаю. Верзилов — циничный… всю голову мне измял…
ГЕНКИНА. Обращаю внимание защиты на то, что сегодня мы судим не господина Верзилова.
КОБЫЛЯЦКАЯ. А зря! Возможно, что именно Верзилова и следует судить!
ВЕРЗИЛОВ. Вот видите, Лямкин! К чему приводит ваша нерешительность! Это всегда у нас с интеллигенцией! Сами не знают, кого боятся. А в итоге вы оправдаете Сталина, Лямкин. И он возьмется за вас.
ЛЯМКИН. в смятении Опомнитесь, граждане… Вас одурачили… Как вы можете… Господин Верзилов за справе-ве-ведливость!
Холодец хохочет. Лямкин растерян
А разве нельзя договориться? Может быть, мирно разойдемся? А если надо кого осудить… так вот у нас Холодец есть… бандит…
ХОЛОДЕЦ. Ах ты, гнида….
СТАЛИН. Я не стал бы недооценивать также роль идеолога преступной банды — гражданина Лямкина. В течение многих лет гражданин Лямкин покрывает финансовые преступления и бандитские действия своими статьями и речами. Фактически гражданин Лямкин обеспечил информационное прикрытие бандформированию.
ХОЛОДЕЦ. А знаешь, Лямкин, похоже на правду. Это ж ты, сученок, всем уши прожужжал…
КОБЫЛЯЦКАЯ. Я всегда говорила, что журналистика должна заниматься только культурой и ресторанами…
Тридцать эссе о путях и закономерностях развития искусства посвящены основным фигурам и эпизодам истории европейской живописи. Фундаментальный труд писателя и художника Максима Кантора отвечает на ключевые вопросы о сущности европейского гуманизма.
Автор «Учебника рисования» пишет о великой войне прошлого века – и говорит о нашем времени, ведь история – едина. Гитлер, Сталин, заговор генералов Вермахта, борьба сегодняшней оппозиции с властью, интриги политиков, любовные авантюры, коллективизация и приватизация, болота Ржева 1942-го и Болотная площадь 2012-го – эти нити составляют живое полотно, в которое вплетены и наши судьбы.
Максим Кантор, автор знаменитого «Учебника рисования», в своей новой книге анализирует эволюцию понятия «демократия» и связанных с этим понятием исторических идеалов. Актуальные темы идею империи, стратегию художественного авангарда, цели Второй мировой войны, права человека и тоталитаризм, тактику коллаборационизма, петровские реформы и рыночную экономику — автор рассматривает внутри общей эволюции демократического общества Максим Кантор вводит понятия «демократическая война», «компрадорская интеллигенция», «капиталистический реализм», «цивилизация хомяков», и называет наш путь в рыночную демократию — «три шага в бреду».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Этот роман — своего рода продолжение знаменитого «Учебника рисования»: анализ кризиса общества, который был предсказан в «Учебнике» и сбылся сегодня. В книге действуют оксфордские профессора, афганские солдаты, кремлевские политики и пациенты московской больницы.Мы наблюдаем крах великой иллюзии с разных точек зрения. Глобальная империя треснула, либеральная доктрина оскандалилась, а человек смертен, и надо спешить. Эти простые факты заставляют определить ценности заново…Новую книгу Максима Кантора можно было бы назвать «Учебник сопротивления».
Художник, писатель и философ Максим Кантор в своей статье озадачился проблемой: почему из современной литературы совсем исчезли герои, тем более такие герои, каким хотелось бы подражать?