Медленный огонь - [19]
Прохаживается, дымит трубкой
Это вы сегодня внедрили культ личностей. И поэтому верите в то, что культ личности когда-то существовал. И верите, что товарищ Сталин может многое.
Дымит трубкой
А что может товарищ Сталин? Товарищ Сталин может служить народу. А решает все народ — ну и, конечно, суд. Скажу вам прямо, товарищ Генкина гораздо важнее товарища Сталина.
ВЕРЗИЛОВ. Повлияйте, товарищ Сталин… пружины нажмите… я же знаю, как это делается…
СТАЛИН. Повлиять на Генкину? Я старался в тридцатые годы уговорить товарищей не расстреливать слишком много шпионов. Но как убедить чекиста Генкина остановиться, если чекист Генкин зависит от мнения своей жены, гражданки Генкиной? Культ личности Сталина, как бы не так… Культ личности товарища Генкиной… Что может товарищ Сталин, если Генкиной нравится судить? Ничего. А вы добавьте сюда жену товарища Рыкова, жену товарища Пятакова, жену товарища Зиновьева, жену товарища Куйбышева… Это было тяжелое время…
ВЕРЗИЛОВ. Ва-а-а-ше превосходительство, товарищ генералиссимус! Помилуйте!
СТАЛИН. Указывая на Генкину
Ее просите, обвиняемый
ВЕРЗИЛОВ Униженно
Госпожа Генкина! Мадам Генкина! Умоляю…
ГЕНКИНА. Вы бы еще супруга моего попросили, господина Генкина. Вспомнили его? Передразнивает голос Верзилова Я так много народу вижу, имена забываю… своим голосом Что, вспомнил финансиста Генкина и его супругу? Вспомнил?!
ВЕРЗИЛОВ.
Валится в ноги Генкиной
Мадам Генкина! Пощадите!
ГЕНКИНА.
Не помнит он Генкиных! Вспомнишь теперь!
Пинает Верзилова ногой
ВЕРЗИЛОВ. Ползает в ногах
Супруга вашего всегда чтил… уважал…
ГЕНКИНА
Пинает его ногами
И фамилию будешь помнить! Будешь! Будешь!
ВЕРЗИЛОВ.
Ге-ге-геенкина… помогите, граждане…
ГЕНКИНА
Страшная, гордая, в судейской шапочке и нижнем белье
Взять его!!!
Вяжите его!!!
Лямкин, приступай!
ЛЯМКИН. Вя-вя-вяжите ма-ма-ма-ма-мазурика!
Холодец и Лямкин кидаются на Верзилова
ХОЛОДЕЦ. Да ты не брыкайся, милый! А то охрану позовем. Вот так, голубь. Вот так.
Гражданин бес, принимайте клиента.
Вяжут Верзилова
ВЕРЗИЛОВ. Помилосердствуйте! Господа!
ГЕНКИНА. Он говорит о милосердии, лицемер! А сам чуть было не засудил господина Сталина! Требовал для него высшей меры!
ЛЯМКИН. Де-де-де-демагог!
КОБЫЛЯЦКАЯ. При Сталине парфюмерия втрое дешевле была, между прочим!
ГЕНКИНА. При Сталине мы бы ходили в Большой театр! Господин Генкин, между прочим, очень любит балет.
ХОЛОДЕЦ. При Сталине воровства не было, вот что! И соблазна не было!
ЛЯМКИН. При Сталине интеллигентам квартиры давали…
КОБЫЛЯЦКАЯ. При Сталине нравственность была!
ГЕНКИНА. Господин Генкин, между прочим, говорит, что в сталинских домах потолки были высокие. А вы как строите?
ВЕРЗИЛОВ. Демократии хотел, братцы! Собственность и справедливость!
ГЕНКИНА. Забирайте обвиняемого. Маслом его полейте, администрация рекомендует.
ХОЛОДЕЦ. Будет тебе демократия, депутат. Будет тебе справедливость! Маслицем польем, чтоб горел лучше. Поливают Верзилова маслом
Не халтурь, Лямкин, масло в кожу втирай. Вот так, вот так!
ЛЯМКИН. А де-де-де-дегтем мазать?
ХОЛОДЕЦ. Валяй, и дегтем помажь.
ЛЯМКИН. А смолой ма-ма-ма-зать?
ХОЛОДЕЦ. Валяй, и смолой его мажь!
Они мажут Верзилова смолой и дегтем, Верзилов превращается в черное чучело.
Верзилов мычит нечто несуразное, разобрать слова невозможно.
ХОЛОДЕЦ. Ну что ты там говоришь? Не разберу я что-то. Погромче нельзя? Нет, не понимаю. Громче говори! Ме-ме-ме… бе-бе-бе… Лямкин, это на твоем языке, переводи. Про демократию, наверное? Эй, товарищ бес, забирайте! Шашлык готов!
Входит ОХРАННИК, он утаскивает Верзилова за сцену. Обитатели комнаты бросаются к окнам. Распахивают занавески. По всему периметру комнаты окна освещены ровным высоким пламенем. Шум огня нарастает.
ГЕНКИНА. Ну, что я могу сказать. Мне лично приятно, что день прошел не впустую. Мы поработали, мы были неравнодушными, мы старались выяснить истину.
ХОЛОДЕЦ у окна. Он подносит голову к окну, чтобы голова посмотрела
Ну, комедия! Несут чучело! На кол сажают депутата… Ой, спичку бес поднес! Огонек-то побежал! Побежал огонечек! Ой, прощай, демократ! Прощай, справедливость и собственность! Как горит! Славно горит господин Верзилов! Ох, и больно ему, видать! Кричит-то, как кричит! А мы и не слышим отсюда!
Ревет пламя
Волосы загорелись… А уши-то, уши! Смотри как, в трубочку уши сворачиваются!
Кожа на животе сейчас треснет! Вот сейчас треснет! Ой, треснула! Глазик-то как надулся! Сейчас лопнет! Лопнул! Потек! А вот и язык вывалился! Черный какой!
Ревет пламя
Ох, и кредитные карточки сгорели… не догадался я по карманам пошарить… сгорели подчистую!
Ревет пламя
Что, и акции нефтяных месторождений горят? Вот обида! И оффшорные капиталы сгорели? Горе-то какое… Как полыхает господин нефтяник. И вся частная собственность сгорела… Яхта… Дом на Рублевке… Я бы сбегал, спас, так ведь жарко очень, не подступишься… Досада какая, граждане! Все сгорело! Ой, а демократия? Демократия-то что?
Ревет пламя
Холодец обнимает Лямкина за плечи.
Ах, брат Лямкин, сгорела твоя прогрессивная партия! Обидно, да? Но ничего не попишешь! Мне самому жалко! А что поделать…
Лямкин плачет. Ревет пламя
Мне самому, знаешь, как обидно! Он ведь меня отсюда вытащить обещал… Я тоже для него кое-что на воле сделал… И все, накрылся контракт… Никто меня отсюда не заберет…
Тридцать эссе о путях и закономерностях развития искусства посвящены основным фигурам и эпизодам истории европейской живописи. Фундаментальный труд писателя и художника Максима Кантора отвечает на ключевые вопросы о сущности европейского гуманизма.
Автор «Учебника рисования» пишет о великой войне прошлого века – и говорит о нашем времени, ведь история – едина. Гитлер, Сталин, заговор генералов Вермахта, борьба сегодняшней оппозиции с властью, интриги политиков, любовные авантюры, коллективизация и приватизация, болота Ржева 1942-го и Болотная площадь 2012-го – эти нити составляют живое полотно, в которое вплетены и наши судьбы.
Максим Кантор, автор знаменитого «Учебника рисования», в своей новой книге анализирует эволюцию понятия «демократия» и связанных с этим понятием исторических идеалов. Актуальные темы идею империи, стратегию художественного авангарда, цели Второй мировой войны, права человека и тоталитаризм, тактику коллаборационизма, петровские реформы и рыночную экономику — автор рассматривает внутри общей эволюции демократического общества Максим Кантор вводит понятия «демократическая война», «компрадорская интеллигенция», «капиталистический реализм», «цивилизация хомяков», и называет наш путь в рыночную демократию — «три шага в бреду».
Художник, писатель и философ Максим Кантор в своей статье озадачился проблемой: почему из современной литературы совсем исчезли герои, тем более такие герои, каким хотелось бы подражать?
Летописи такого рода появляются в русской литературе раз в столетие. Писатель берет на себя ответственность за время и, собирая воедино то, что произошло с каждым из его современников, соединяя личный опыт с историческим, создает эпическое полотно, которое сохраняет все детали, но придает им общий смысл и внятность. Все мы ждали книгу, которая бы объяснила, что же с миром и с нами случилось, и одновременно доказала, что случившееся есть тема художественная, что хаос может оформиться в художественный образ эпохи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.