Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты - [6]

— Я предпочитаю опустошить его, нежели потерять.

И непреклонный счетовод вернулся к своим цифрам.

Козимо умер на своей вилле Кареджи 1 августа 1464 года в возрасте семидесяти пяти лет, ни разу не увидев, что его огромная популярность снизилась хоть на минуту. Искусства и науки сделали при нем огромный шаг вперед: Донателло, Брунеллески, Мазаччо работали у него на глазах и по его заказам; Константинополь пал словно нарочно для того, чтобы дать ему возможность собрать в Палаццо Риккарди греческих ученых, которые бежали от Мехмеда II, унеся с собой наследие Гомера, Еврипида и Платона; наконец, его собственная родина увенчала его ореолом, который ввел в заблуждение последующие поколения, и нарекла его, возлежавшего на ложе смерти, титулом Отца отечества.

Из двух сыновей, которых родила ему Контессина деи Барди, его жена, пережил отца лишь один. Однако Пьеро унаследовал только коммерческий дух своей семьи; по этой причине он довольствовался лишь тем, что приумножал свои богатства, и, заняв место между Козимо, Отцом отечества, и Лоренцо Великолепным, удостоился всего лишь прозвища Пьеро Подагрик.

От своей жены, Лукреции Торнабуони, он имел двух сыновей, которые, несмотря на категорический наказ покойного похоронить его без всякой помпы в церкви Сан Лоренцо, воздвигли ему, равно как и своему дяде Джованни, великолепную гробницу; одного из этих двух сыновей, в ту пору совсем юношей, звали Лоренцо, а другого — Джулиано.

Слабое здоровье Пьеро, отсутствие у него способностей и его скупость стали роковыми для Республики: на протяжении пятнадцати лет, по мнению одних, или шести лет, по мнению других, после того как, наследовав своему отцу, он если и не по праву, то фактически оказался главой Республики, Флоренция, оцепеневшая в бездействии, которое всегда приходит на смену великим бедствиям, более не верховодила в Италии, как она это делала прежде, и из первого ряда государств спускалась во второй. Возможно, единственным знаком отличия, полученным Пьеро от других европейских государств, явилась жалованная грамота Людовика XI, который дозволил ему присоединить три геральдические лилии Франции к одному из шаров, составлявших его герб.

В течение этого отрезка времени, который следует отнести к годам от 1464-го до 1470-го, людьми, управлявшими Флоренцией, были Андреа деи Пацци, Томмазо Содерини, Маттео Пальмьери и Луиджи Гвиччардини.

Что же касается Пьеро, удерживаемого на одной из своих вилл недугами и подсчетом прибылей от денежных спекуляций, то он наезжал во Флоренцию лишь по важным поводам, дабы народ не забыл о нем окончательно; в таких случаях его несли в дорожных носилках, через оконные проемы которых он приветствовал горожан, словно король.

Те, кто управлял Флоренцией при его жизни, не теряли надежду сохранить прежнюю власть и после его смерти. Лоренцо, старший из двух сыновей Пьеро, родился 1 января 1448 года, и ему исполнился всего лишь двадцать один год, поэтому он не мог притязать на то, чтобы сразу же возыметь влияние на старых магистратов, которые покрылись сединами, управляя государственными делами. Так что он не внушал никаких опасений Томмазо Содерини, которого его соправители безоговорочно признавали своим вождем, и тот немедля отправил к обоим Медичи граждан и иноземных послов, явившихся прямо к нему при известии о смерти Пьеро. Однако молодые люди приняли посланцев, выказывая такую скромность, что никто, увидев их столь смиренными, не испытал страха за будущее.

И в самом деле, шесть или семь лет прошли в полнейшем спокойствии, при том что ни Лоренцо, ни его брат, занятые завершением своего образования и коллекционированием античных скульптур и гемм, а также картин, относящихся к зарождающейся флорентийской школе, не вызвали никакой тревоги даже у оставшихся старых республиканцев; братья были всемогущи, что правда, то правда, но казалось, будто сами они настолько не ведали о своем могуществе, что молодым людям его прощали, видя, как мало они им злоупотребляют. К тому же время от времени Медичи устраивали народу столь великолепные празднества и делали это, судя по всему, столь бескорыстно, что попытки бороться с популярностью братьев выглядели бы неуместными.

Едва они оказались обладателями несметного богатства, которое оставил им отец, у них появилась возможность проявить свою щедрость: весной 1471 года разнеслась весть, что Галеаццо Сфорца, герцог Милана, готовится во исполнение обета совершить вместе со своей супругой Боной Савойской поездку во Флоренцию.

И в самом деле, вскоре стало известно, что он отправился в путь, причем с невиданной прежде помпезностью: двенадцать карет, покрытых золотой парчой, на своих спинах везли через Апеннины мулы, ибо в этих горах еще не было проложено ни одной дороги, по которой можно было бы проехать в экипаже; впереди них, покрытые парчовыми попонами, двигались пятьдесят иноходцев, предназначенных для герцогини и ее придворных дам, и пятьдесят скакунов, предназначенных для герцога и его гвардии, а позади — сто конных латников, пятьсот пехотинцев и пятьдесят стремянных, разодетых в серебряную парчу и шелк, пятьсот псарей, державших на сворах пятьсот пар охотничьих собак, и двадцать пять сокольников, несших на руке по ловчему соколу, худшего из которых, как говаривал герцог, он не отдал бы и за двести золотых флоринов. Короче, около восьми миллионов нашими нынешними деньгами было издержано на то, чтобы выставить напоказ могущество человека, которому пятью годами позднее предстояло самым жалким образом пасть от рук убийц в миланской церкви Сайт Амброджо.