Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты - [45]

Джованни Гастоне принял будущего великого герцога в Палаццо Питти, не вставая с постели, но не столько из-за недомогания, сколько для того, чтобы избежать формальностей этикета. Дон Карлос был шестнадцатилетний юноша, красивый, как подобает Бурбону, благородный, как пристало Медичи, искренний и прямой, как приличествует потомку Генриха IV. Джованни Гастоне, которого давно уже никто не любил и которому некого было любить, вскоре привязался к этому подростку, забыв свою прежнюю неприязнь к нему; и когда после завоевания Неаполя инфанта призвали править Королевством обеих Сицилий, Джованни Гастоне со слезами горести провожал того, кого он встретил со слезами стыда.

Преемником дона Карлоса стал принц Франциск Лотарингский. Великое герцогство Тосканское досталось ему как возмещение за его наследственные владения, окончательно присоединенные к Франции. Джованни Гастоне узнал об этом решении, лишь когда оно уже было принято; с ним даже не сочли нужным посоветоваться о том, кого выбрать его наследником: его уже вычеркнули из числа государей. И на то были основания, ведь Джованни Гастоне, изнуренный пороками, истерзанный горестями, сломленный унижениями, мучимый сознанием собственного бессилия, угасал с каждым днем. Из-за своих недугов Джованни Гастоне уже давно не мог держаться на ногах, но, желая оттянуть насколько возможно тот день, когда ему придется лечь насовсем, он приказывал переносить его в кресле из комнаты в комнату.

Однако за несколько дней до смерти ему вдруг стало лучше: как бывает при некоторых болезнях, силы вернулись к нему в тот момент, когда, казалось, намеревались оставить его окончательно. Джованни Гастоне решил воспользоваться этим и показаться из окна Палаццо Питти народу, который вдруг полюбил его и теперь каждый день собирался на площади перед дворцом, чтобы узнать о здоровье великого герцога. И когда великий герцог неожиданно показался у окна, в толпе раздались крики радости. То был бальзам на израненную душу несчастного умирающего; он протянул к народу, выказавшему ему свою любовь, руки, полные золота и серебра, хотя и понимал, что за этот миг счастья, дарованный ему Провидением, никак нельзя расплатиться. Однако министры, уже приберегавшие деньги для его преемника, стали упрекать его за такую неразумную расточительность; и тогда Джованни Гастоне, не имея больше возможности просто раздавать деньги, иначе его назвали бы мотом, объявил народу о своей готовности покупать отныне все, что ему пожелают продать. После этого величественная площадь перед Палаццо Питти превратилась в диковинный рынок, в невиданную доселе ярмарку; каждое утро Джованни Гастоне с великим трудом поднимался по двойной лестнице, ведущей к окнам первого этажа и по непомерной цене покупал то, что ему приносили: картины, медали, различные произведения искусства, книги, мебель — одним словом, все, ибо, как подсказывало ему сердце, то был способ вернуть народу хотя бы малую часть тех денег, которые незаконными поборами отнял его отец. Но вот 8 июля 1737 года он, против обыкновения, не появился у окна, и на следующий день народу объявили, что великий герцог Джованни Гастоне скончался.

С его последним вздохом угас великий род Медичи, чьи пороки отвечали его эпохе, тогда как присущие ему добродетели останутся неизменными во все времена.

Великим герцогом Тосканским стал Франциск III Лотарингский.

Среди всех семейных горестей и политических неурядиц, без конца терзавших Джованни Гастоне на протяжении всей его жизни, у него, тем не менее, случались минуты, когда он мог подумать об искусстве: он разместил в галерее Уффици коллекцию из более чем трехсот резных драгоценных камней изумительной работы и подал мысль подготовить то превосходное издание, которое под названием «Museum florentinum» было завершено в 1762 году и содержит посвящение Франциску Лотарингскому, его преемнику.

Возможно, покажется удивительным, что мы столь пространно излагали историю одного-единственного семейства, но дело в том, что искусство расцветало и приходило в упадок бок о бок с этим семейством и, странное дело, претерпевало все взлеты и падения, какие претерпевали сами Медичи.

Так, одновременно с ростом величия Аверардо, Джованни ди Биччи и Козимо Старого, Отца отечества, искусство испытывает подъем в лице Чимабуэ, Джотто и Мазаччо; при Лоренцо Великолепном оно делает остановку, чтобы набраться сил: на свет появляются Леонардо да Винчи, фра Бартоломео, Микеланджело, Тициан, Рафаэль и Андреа дель Сарто; при Льве X все обещанное сбывается, все, что было цветком, становится плодом; при Козимо I, достигшем вершины своей власти, оно достигает своего апогея, после чего искусство и Медичи, не имея возможности подниматься выше, начинают клониться к упадку: Медичи — вместе с Фердинандо I, Козимо II и Фердинандо II, искусство — вместе с Вазари, Бароччи, Аллори, Джованни да Сан Джованни и Маттео Росселли, и это продолжается до тех пор, пока они сообща не сходят на нет: искусство — в лице таких художников, как Габбиани и Дандини, Медичи — в лице Козимо III и Джованни Гастоне.

Но пусть Медичи мирно покоятся в своих гробницах из мрамора и порфира, ибо они сделали для славы мира куда больше того, что сделали до них и после них все на свете князья, короли и императоры.