Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты - [26]

Увидев на пороге жену и сына, Козимо встал; Гарсиа тотчас же бросился к ногам отца, обнимая его колени и моля о прощении. Мать остановилась в дверях, протягивая к мужу руки. Козимо держал руку за пазухой; он выхватил кинжал, который обычно носил на груди, и со словами «Не будет Каина в моей семье!» ударил дона Гарсиа.

Несчастная мать увидела, как блеснула сталь, и кинулась к Козимо; но она успела только подхватить смертельно раненного сына, который, шатаясь, попытался встать на ноги и закричал: «Мама! Мама!»

В тот же день, 6 декабря 1562 года, дон Гарсиа скончался.

Спустя мгновение после того, как он испустил дух, Элеонора Толедская легла рядом с сыном, закрыла глаза и не захотела больше их открыть; через неделю она умерла — по словам одних, от горя, по уверениям других, от голода.

Три мертвых тела ночью, без всяких почестей, доставили во Флоренцию; было объявлено, что оба брата и мать умерли от болезнетворных испарений Мареммы.

Поистине, имя Элеонора Толедская приносило несчастье. Дочь дона Гарсиа — брата герцогини Элеоноры, приходившегося крестным юному братоубийце, — еще совсем юной девушкой прибыла ко двору своей тетки и под щедрым тосканским солнцем расцвела, словно один из цветов, давших имя Флоренции. При дворе даже поговаривали, будто великий герцог Козимо воспылал к ней неистовой страстью, и, поскольку было известно, как герцог устраивает подобные дела, добавляли, что подкупом либо угрозами он принудил слуг юной принцессы открыть ему дверь в ее спальню, вошел туда ночью и вышел оттуда только на другое утро; что в последующие ночи он приходил снова и эта связь получила такую огласку, что ему пришлось выдать красавицу-возлюбленную замуж за своего сына Пьетро. Из всего этого достоверно известно лишь одно: решение о браке между принцем и принцессой было принято в то время, когда этого никто не ожидал, и к тому же без ведома самого Пьетро.

То ли до принца дошли странные слухи о поведении Элеоноры, то ли удовольствие, доставляемое обществом красивых юношей, было ему дороже, чем близость красивой молодой женщины, но только новобрачные не выглядели счастливыми и жили каждый своей жизнью. Элеонора Толедская была молода и прекрасна, в ней текла испанская кровь, которая загорается огнем в женщине даже у подножия алтаря, муж пренебрегал ею, — и она полюбила молодого человека по имени Алессандро, сына известного флорентийского капитана Франческо Гачи; но эта первая любовь не имела продолжения: узнав, что мужу той, которую он любил, стало известно об их взаимном чувстве и прекрасная Элеонора может пострадать, Алессандро удалился в монастырь капуцинов и похоронил свою любовь или, по крайней мере, скрыл ее под власяницей, но, пока он молился за Элеонору, Элеонора забыла его.

Тот, кто заставил ее забыть бедного Алессандро, став его преемником, был молодой рыцарь ордена Святого Стефана. Он отнюдь не отличался такой же скромностью, как Алессандро, а потому вся Флоренция скоро узнала, что он пользуется взаимностью, и, вероятно, скорее по этой причине, а не за убийство Франческо Джинори, которого он убил в поединке, состоявшемся между Палаццо Строцци и Порта Росса, его сослали на остров Эльба; но ссылка не убила любовь: не имея возможности видеться, влюбленные обменивались письмами; одно из писем попало в руки великого герцога Франческо; молодого рыцаря тайно доставили с острова Эльба в тюрьму Барджелло; той же ночью к нему в камеру вошли исповедник и палач; когда исповедь закончилась, палач удавил узника. На следующий день Франческо сам сообщил невестке о казни ее любовника.

Одиннадцать дней она оплакивала его, опасаясь за собственную жизнь, а 10 июля получила приказ приехать в загородный дворец Каффаджоло, где уже несколько месяцев жил ее муж; и тут она поняла, что для нее все кончено, однако ослушаться не решилась, ибо не знала, где и у кого искать спасения; она лишь попросила, чтобы ей позволили отложить отъезд до следующего дня, а затем села у колыбели своего сына Козимо и, склонившись над ребенком, всю ночь плакала и вздыхала.

Приготовления к отъезду заняли какое-то время, так что Элеонора выехала из Флоренции лишь в три часа пополудни; кроме того, подчиняясь безотчетному чувству, она каждую минуту приказывала кучеру придержать лошадей и в итоге прибыла в Каффаджоло к ночи. К ее великому удивлению, дворец казался необитаемым.

Кучер распряг лошадей, и, пока сопровождавшие ее лакеи и служанки выносили из кареты поклажу, Элеонора Толедская одна вошла в великолепную виллу, которая в этот час, погруженная в темноту, показалась ей печальной и мрачной, как могила. Легко и неслышно, словно тень, поднялась она по лестнице и, дрожа от страха, направилась к себе в спальню. Все двери на ее пути были широко распахнуты, но, когда она ступила на порог спальни, из-за драпировки высунулась рука с кинжалом, Элеонора ощутила в груди холод стали, испустила вопль и упала. Она была мертва! Дон Пьетро, не пожелав доверить дело мщения никому другому, убил ее сам.

И тогда, видя, что Элеонора лежит недвижно, вся в крови, дон Пьетро вышел из-за портьеры, опустившейся у него за спиной, и пристально посмотрел на несчастную, которой он только что нанес удар. Удостоверившись, что она уже испустила дух, настолько твердой и опытной рукой был нанесен этот удар, он встал на колени у тела жены, поднял к Небу окровавленные руки, моля Бога даровать ему прощение за совершенное злодеяние, и во искупление этого преступления поклялся никогда больше не жениться: странная клятва, ведь если верить скандальным слухам о неприязни дона Пьетро к женщинам, выполнить такой зарок ему было легче, нежели любой другой!