Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты - [19]

К несчастью, тот, кого он выбрал им в качестве опекуна и заодно назначил временным правителем Флорентийской республики, Сильвио Пассерини, кардинал да Кортона, не обладал ни одним из качеств, способных заставить флорентийцев забыть те обиды, какие они затаили против семейства Медичи: он был одновременно скуп и неблагоразумен, что оттолкнуло от его воспитанников те немногие сердца, что еще оставались верны их семье.

Климент VII, со своей стороны, избрал политику, прямо противоположную той, какую вел Лев X: вместо того чтобы заявить, подобно ему, что нельзя чувствовать себя на престоле спокойно и уверенно, пока французы владеют хоть одной пядью земли в Италии, он вступил в союз с ними. Союз этот привел к разграблению Рима, а разграбление Рима, оставившее папу пленником в замке Святого Ангела и на время лишившее его светской власти, позволило флорентийцам восстать и в третий раз изгнать Медичи. Это восстание произошло 17 мая 1527 года.

Как известно, Климент VII выпутался из затруднительного положения, продав семь кардинальских шапок, что позволило ему уплатить часть выкупа, и отдав пять кардиналов в качестве заложников, дабы гарантировать выплату остатка; ну а поскольку под такое обеспечение надзор за ним стал чуть менее строгим, он не преминул воспользоваться этим и, переодевшись в платье лакея, бежал из Рима и добрался до Орвьето. Флорентийцы, видя, что Карл V одержал победу, а папа находится в бегах, возомнили, что могут быть спокойны за свое будущее.

Но кого корыстные интересы разделили, корыстные интересы могут и сблизить. Карл V, избранный императором в 1519 году, еще не был увенчан папой императорской короной, а в момент раскола, затеянного Лютером, Цвингли и Генрихом VIII, эта торжественная церемония стала для католического короля делом первостепенной важности; и потому было условлено, что Климент VII коронует императора, а император захватит Флоренцию и дарует ей в качестве герцога бастарда Алессандро, которого женит на своей внебрачной дочери Маргарите Австрийской. Что же касается второго бастарда, Ипполито, то Климент VII еще за два года перед тем позаботился о его будущем, сделав его кардиналом.

Каждый из них честно выполнил обещанное: Карл V был коронован в Болонье — ибо при сложившихся теперь трогательных отношениях с папой он не желал видеть разорение, учиненное его солдатами в святом городе, — так вот, повторяем, Карл V был коронован в Болонье 24 февраля 1530 года, в день торжественный вдвойне, поскольку это был день его рождения и годовщина его победы при Павии над христианнейшим королем, а 31 июля 1531 года, после ужасной осады Флоренции, которую оборонял Микеланджело и сдал Малатеста, Алессандро триумфально вступил в будущую столицу своего герцогства.

Козимо принес ей золотые оковы, Лоренцо — серебряные; Алессандро уготовил ей железные оковы.

Алессандро обладал всеми пороками своей эпохи и очень немногими достоинствами своей семьи; будучи сыном мавританки, он унаследовал от нее неукротимые страсти; постоянный в ненависти и непостоянный в любви, он пытался убить Пьеро Строцци и отравил кардинала Ипполито, своего кузена, «который, — по словам Варки, — был красивый и обходительный молодой человек ясного ума и тихого нрава, щедрый и великодушный, как папа Лев X: однажды он дал разом четыре тысячи дукатов ренты одному дворянину из Модены по имени Франческо Мария Мольца, обладавшему широкими познаниями в великой и достойной литературе, а также в трех важнейших языках, какими в ту пору считались греческий, латинский и тосканский».

Неудивительно поэтому, что за шесть лет правления Алессандро против него не раз устраивались заговоры. Филиппо Строцци передал огромные деньги одному монаху-доминиканцу из Неаполя, имевшему, как считалось, большое влияние на Карла V, чтобы тот уговорил императора вернуть Флоренции свободу. Джанбаттиста Чибо, архиепископ Марсельский, зная, что у его невестки, расставшейся с мужем и жившей во дворце Пацци, любовная связь с Алессандро, решил убить его, когда он придет туда на свидание; а поскольку было известно, что Алессандро всегда носит под одеждой искусно сработанную кольчугу, не пробиваемую ни шпагой, ни кинжалом, Чибо наполнил порохом сундук, на который обычно садился герцог, приходя к маркизе, и намеревался взорвать его; но заговор Чибо, как и все те, что за ним последовали, был раскрыт. Все, кроме одного. Правда, в этом заговоре состоял лишь один человек, которому предстояло стать и его исполнителем. Этим заговорщиком был Лоренцо Медичи, принадлежавший к младшей ветви рода — той, что отделилась от главного ствола вместе с Лоренцо, братом Козимо Старого, Отца отечества, и, развиваясь бок о бок со старшей, успела в свой черед разделиться на две ветви.

Лоренцо появился на свет во Флоренции 23 марта 1514 года; родителями его были Пьерфранческо деи Медичи, приходившийся правнуком Лоренцо, брату Козимо, и Мария Содерини, женщина большого ума и образцовой скромности.

Лоренцо рано лишился отца, и, поскольку тогда ему едва исполнилось девять лет, начатки образования он получил под надзором матери; но учение давалось мальчику очень легко, так что вскоре он вышел из-под материнской опеки, и дальнейшим его воспитанием занимался Филиппо Строцци. Тут-то и сформировался этот странный характер — насмешливый и беспокойный, сотканный из страстных порывов и сомнений, неверия, самоуничижения и надменности, и даже его ближайшие друзья, перед которыми ему не было нужды притворяться, никогда не видели его два раза подряд с одним и тем же выражением лица. Он льстил всем, не уважая никого, любил красоту, не различая пола, — это был один из тех гермафродитов, какие по прихоти природы появляются в эпохи упадка. Время от времени из этой смеси разнородных качеств возникала страстная жажда славы и бессмертия, тем более неожиданная, что тело, служившее ей вместилищем, было хрупким и женственным — за это юношу называли не иначе как Лоренцино. Ближайшие друзья никогда не видели его ни смеющимся, ни плачущим — он лишь высмеивал и проклинал. В такие минуты лицо его, скорее миловидное, чем красивое, ибо он был смугл от природы и хмур, выражало поистине адскую злобу, и, хотя выражение это появлялось лишь на миг, словно молния, самым храбрым становилось не по себе. Когда Лоренцо было пятнадцать лет, папа Климент VII, возымев к нему какую-то странную привязанность, вызвал его в Рим, и у юноши несколько раз возникало желание убить своего покровителя; вернувшись затем во Флоренцию, он принялся всячески угождать герцогу Алессандро с такой ловкостью и таким раболепием, что вскоре стал не просто одним из его друзей, но, быть может, его единственным другом.