Медианн №3, 2020 - [59]

Мальчик осознал, что теперь их жизни в его руках. Их будущее зависит от того, как он проявит себя. «Я справлюсь, — повторял он про себя. — Обязательно справлюсь».

— Нам пора, — сказал Шавой. — Вперед, мой мальчик.

* * *

Во время пути Шавой подсказывал Доместико, чего следует опасаться, а где, напротив, можно идти более уверенно:

— Доместико, если болото покрывают густые травы вперемешку с осокой, сплошные поросли мха, видны молодые деревья, то почва под твоими ногами будет тверда. Если среди мха попадаются частые лужицы застойной воды или растет пушица, нужно идти осторожнее. И главное, если увидишь камыш, сторонись его — потому как там нас ждет гибель.

Мальчик внимательно слушал оружейника, понимая, что от его собранности и внимательности зависит многое, если не все. Обдумывая каждый шаг, мысленно прокладывая будущий путь, он двигался вперед, не забывая помогать идти и мастеру Шавою.

Изредка делая короткие остановки — подкрепиться и утолить жажду, — они продвигались вглубь черной пустоши, оставляя позади отпечатки сапог. Каждый шаг давался с трудом — иначе тут не бывает. Наглец, вознамерившийся миновать пустошь вопреки труду опытного путника и предостережениям товарищей, навсегда оставался на дне зловонных болот.

Доместико обогнул покрытый густой пушицей буерак и, ускорив шаг, следуя наставлениям Шавоя, двинулся на северо-запад.

За последние дни он сильно привязался к оружейнику. Его мудрость, уверенность и спокойствие нравились мальчику. Мастер Шавой напоминал ему покойного отца. Те же крепкие мозолистые руки, сильный голос, умные… глаза. Доместико вспомнил глаза отца в последние мгновения жизни. Сжимавшую его ладонь слабеющую отцовскую руку. Морщинистый лоб, покрытый желтоватой испариной, худую впалую грудь, бледные немощные предплечья — как насмешка пожирающей его болезни. И лишь глаза, пусть и выцветшие и потускневшие, были такими же, как и всегда — умными, добрыми и заботливыми. Уходя, отец твердил лишь об одном:

«Прости, прости меня, сынок, что ухожу от тебя, не в силах выполнить обещание, данное твоей маме. Ты остаешься один, но знай, что в мыслях твоих мы всегда будем рядом, что бы ни случилось. Мы рядом, мы вместе, мы с тобой… Навсегда».

* * *

— Стой! — закричал Шавой. — Стой, Доместико!

Шавой медленно наклонился и надавил ладонью на землю.

— Что случилось, мастер Шавой? — испуганно спросил мальчик.

— Оглянись по сторонам, Доместико. Разве я не предупреждал тебя? Погляди внимательнее и скажи, что видишь.

Мальчик почувствовал, что совершил ошибку. Возможно, непоправимую ошибку. В голосе Шавоя отчетливо проскользнуло раздражение и злость.

Оружейник слышал, как шумели на холодном ветру камыши.

— Камыши! — потрясенно проговорил мальчик, отказываясь верить собственным глазам. Их сплошные заросли полукругом преграждали путь. — Они повсюду.

«Солнце склоняется к закату», — подумал Шавой. На ум снова пришли слова трактирщика: «Нечто властвует во мгле черной пустоши. Нечто поджидает несчастных, погрузившись в зловонные проплешины болотистой топи. И стоит путнику оступиться, как хозяева болот накинутся на него. И спасти можно лишь то, что осталось на поверхности. Хотя иногда… лучше не спасать. Обезумевшие от боли бедняги с откушенными ногами. В молодости мне довелось видеть подобное. Вытягивал одного. он орал и кашлял кровью и… был таким легким. Бедолагу обглодали практически до ребер, но он все кричал и кричал.»

До слуха оружейника долетали сбивчивые слова мальчика:

— Простите, мастер Шавой! Я виноват, простите меня!

«Спеша назад, мы лишь затрудним путь. И ничего не выиграем, нам все равно не успеть до захода солнца. Придется заночевать в черной пустоши».

— Успокойся, Доместико. Мы переночуем здесь. А завтра на рассвете, — голос Шавоя дрогнул, — отправимся в дорогу. Нужно подготовить место для ночлега.

* * *

Ветер раздувал ночной костер, потрескивали сухие ветки, искры вырывались из пылающего нутра в холодный воздух.

Мальчик, накрывшись шерстяным покрывалом, сидел у костра и вглядывался в танцующее пламя. Шавой сидел чуть поодаль. Он закатал рукав и исследовал пальцами выкидной клинок: каждую трещинку, скол, выбоину. Будто лицо старого друга, морщины которого углубляло время. Стопор фиксировал готовую к молниеносному раскрытию пружину. Оружейник протер клинок холщовой тряпкой, слегка пропитанной вареным маслом, потом вытер его насухо куском сукна. Те же операции он проделал с коротким мечом, который носил на бедре. Спрятанный за пазухой пистолет трогать не стал — слишком большая влажность. Нельзя, чтобы отсырел порох.

— Поспи, Доместико. Нужно восстановить силы.

— А вы, мастер?

— Поспи, Доместико, поспи.

* * *

Шавой проснулся. Костер все еще горел — языки тепла ласкали замершее лицо. Оружейник дотронулся до мальчика — мерное дыхание — спит. Пошарил рукой, отыскал ветки, подкинул в огонь, придвинулся ближе.

Обоняние различило еле заметный посторонний запах. Шавой насторожился. «Волк? — попытался определить он. — В таких местах? Не может быть».

И снова тот же запах. Но уже ближе.

«Чужак, — мелькнуло в голове. Он подкрадывается к нам. Но это не волк, не дикая собака. Нечто иное. Что?»