Медианн №3, 2020 - [24]
— Я вижу, — прошептал Грач, вынужденно опускаясь на колени.
Святая Крапалия села в своем гробу. Свет в дыре полыхнул ярче. Края ее стянулись, и темная плоть начала светлеть, наливаться жизнью. Очертились нагие груди, напряглись сухожилия под белой кожей шеи, задрожали длинные тонкие пальцы с заостренными ногтями, снежной волной упали на плечи длинные прямые волосы. В прорезях маски ледяными топазами полыхнули глаза. Святая Крапалия Плакальщица, приветствующая усопших, белая вдова Гаргантских Высот встала во весь рост, тонкая, обнаженная и ослепительно прекрасная.
Она сошла из раки к смертным. Ее ступни не приминали траву и не оставляли следов в жидкой грязи. Приблизившись к застывшему Грачу, она опустила холодную длань ему на лоб. Другой рукой взяла ладонь Грача и приложила к своей груди. Туда, где билось его сердце.
— Тебе воздастся, — сказала Святая Крапалия, и голос ее был подобен пению сотни ангелов — он вдавливал дрожащего Грача все глубже в грязь, а только-только переставшее звенеть ухо вновь закровоточило.
Восторженный рев на поле боя сменился воплями ужаса. Грач посмотрел на запад, где армия Порохового Пакта всего мгновения назад добивала последних еретиков, и увидел, как с земли вздымается в небо кошмар, подобный тому, что встретил он в своем посмертии. Бледный, сочащийся кровью вал беспорядочно слепленной плоти, ощетинившийся вросшим в саму плоть металлом: пиками, алебардами, мечами, обломками доспехов. Вал поднялся, застыл в верхней точке и рухнул вниз, погребя под собой воющих от страха людей, но тут же поднялся вновь — еще больше, еще выше, чем прежде, разделился на два щупальца из перемешанных, переломанных тел и опустился вновь.
А пустота в груди Грача вдруг наполнилась теплом, налилась тяжестью, и эта тяжесть выдавила пустоту вместе с попавшим внутрь воздухом. Грач опустил глаза и увидел, как сходятся края раны, как кожа наплывает на разрез, закрывая его от холода внешнего мира. Он почувствовал, как встают на место ребра. Как новое живое сердце делает под ними первый удар.
А потом он увидел, как Жонглер, подволакивая ногу, пятится от порубленных тел арбалетчиков и мечников, тонущих в грязи, словно бы само поле засасывало в себя мертвецов. Жонглер оглянулся на Грача, обескуражено дернул подбородком, но в тот же миг земля под его ногами разошлась, и еще одно бледное щупальце, увенчанное жалами мечей, ударило Жонглера в живот, пробив в нескольких местах кирасу и пронзив его насквозь, подняло вверх и грянуло оземь. Грач увидел, как Жонглер распахнул рот в беззвучном крике прежде, чем исчезнуть под бугрящейся мышцами и костями бесформенной массой.
Мир состоял из узоров. Из белой кожи да натянутых жил. Из кольчужных колец да сплетенных мечей.
Грач понял, что обоссался.
К нему подошел Вдовоеб.
— В моем сне Святая Крапалия пообещала, что я стану ее полководцем, — сказал он. — И сдержала слово. Баталии Рудольфа из Гробенвальда больше нет, ты свободен от клятв и волен идти, куда пожелаешь, но… давай ко мне доппельзольднером? Ты же мечтал о двойной оплате. Станешь командовать десятком для начала, — Вдовоеб задумчиво оглядел поле боя, где щупальца воскресшей и преобразившейся плоти то хлестали по земле, словно плети, то сливались в сплошную стену и накатывали волной на остатки благочестивого военного люда, рассеянные тут и там. — Решай быстрее. Сегодня погибло немало хороших парней. Их жены сейчас в лагере воют от горя — вечером я буду занят.
Он вернулся к Святой Крапалии и, встав за левым плечом белой вдовы, принялся вместе с ней наблюдать за подходящей к концу бойней. Грач остался один.
Он думал о павших соратниках: сколько их было за полтора года? Не вспомнить ни прозвищ, ни лиц. А сколько умерло в последние минуты? Голова Чистоплюя смотрела с земли пустым взглядом куда-то мимо Грача. В одном из чудовищных щупалец мелькнули изломанные тела Ржавого Курта и бравого капитана Рудольфа из Гробенвальда. Неподалеку валялась брошенная аркебуза Пырея. Через полтора года он не вспомнит и их лиц.
Сердце в груди гнало по венам горячую кровь. Рубец на шее почти уже не зудел. Найти бы только новые штаны взамен обоссанных.
Двойная оплата — пожалуй, лучшее предложение, какое он получал за всю жизнь.
— Эй, Вдовоеб! — крикнул Грач. — Меч Чистоплюя я забираю себе!
Андрей Бородин
Обреченный народ
Мы были и будем обреченным народом.
Навсегда…
Как только наши губы коснулись сосков матери, мы уже знали это. Качая нас в колыбели, она рассказывала всю правду о нас. Наши глаза еще были закрыты, а мы уже знали, что обречены — как все прошлые и будущие поколения нашего слабого народа. Мы знали, что, когда мы раскроем свои веки и в первый раз взглянем на мир, он будет мал.
Мир будет тюрьмой…
Пара шагов — и ты пересечешь ее, от одной полупрозрачной стены до другой. Через них мы, научившись видеть, целыми днями разглядывали пять искусственных солнц, зажигавшихся и гаснущих в одно и то же время. Их холодный белый свет не согревал нас. Он лишь напоминал о том, что до конца наших только начавшихся жизней нас будут окружать полупрозрачные стены тюрьмы.
В центре тюрьмы находилась наша мать. Целыми днями она лежала без движения, временами поднимаясь, чтобы попить безвкусной воды и поесть безвкусной пищи. Или чтобы закрыть нас своим телом от взглядов тех, кто посещал нашу тюрьму.
