Медаль за убийство - [19]
В какую же грязную кровавую войну им предстоит быть втянутыми! Сражаться, чтобы преподать урок Крюгеру[20]. Сражаться за то, чтобы англичане в Трансваале получили право голосовать на выборах. Милнер за всю жизнь ни разу не голосовал, да и его отец тоже. Никто никогда не говорил ему – вот тебе, парень, бюллетень, иди голосовать. Если бы ему и сказали такое, он бы рассказал, что стоит сделать с этой бумажкой. Ясно как белый день, для чего все это надо. К вящей славе Британской империи? Нет, к вящей славе алмазных копей. К вящей славе золотых шахт. Курам на смех, если только не думать о том, что следующая пуля может быть предназначена для тебя.
По крайней мере, он, Милнер, едет в поезде, а не тащится, как некоторые бедняги, пешком из Белмона и Грастана[21] на Кимберли.
Сейчас на дворе ноябрь. В Англии это время туманов, дождей, вечно серого неба. Здесь же это, должно быть, время весны. Все вверх дном в этой чертовой стране. С равнины поднимаются облака пыли. За равнинами вздымаются чертовы горы и дальше – еще и еще чертовы горы. Это и есть пресловутое «бремя белого человека»[22] – вариться на медленном огне в котлах во славу империи. Ублюдки буры только и ждут случая, чтобы внезапно атаковать, а меднолобое начальство слишком глупо, чтобы понять это. Братцы буры воюют исподтишка. Выстрелят и исчезают. Что за алмазы, что за золото. И нигде ни души. Все, что Милнер заработал за свои труды – это пропыленную рожу и язык размером с воловий. И чем скорее он надает бурам по шее, тем скорее вернется домой, чтобы заработать хоть немного денег.
Поезд замедлил ход. Милнер перекатил сигарету во рту. Поезд, заскрипев тормозами, остановился. Клочок папиросной бумаги прилип к пересохшим губам. Теперь он мог слышать разговоры капитана и его лизоблюда-денщика в соседнем отсеке вагона. Милнер подался всем телом, прислушиваясь к ним. Ходили слухи, что буры заминировали железнодорожный мост через реку Моддер. Милнер услышал высокомерный тон капитана Уолфендейла, спросившего у своего сержанта:
– Что ты там видишь?
Милнер не смог удержать смешок. Этот ленивый придурок с погонами капитана даже не хочет поднять свою задницу, чтобы посмотреть в окно. Нет, конечно, пусть лучше это сделает его денщик, когда закончит лизать ту самую задницу.
Сержант Лэмптон заблеял своим козлиным голоском, сдергивая от избытка почтения форменную фуражку при каждом слове:
– Ничего, кроме поселка. Открытая равнина, местные называют ее вельд. Пылища…
Милнер предположил, что капитан начал разворачивать свою пропитанную джином тушу.
– И никого встречающего?
– Пока нет, сэр.
– Но ведь они должны были услышать этот чертов поезд.
– Вот ваш форменный мундир, сэр.
«Да ты бы еще встал перед ним на колени, – подумал Милнер. – Чего мелочиться».
– А вот ваш пояс, фуражка, краги.
– Боже, как жарко.
– Вот влажное полотенце, сэр.
Через несколько минут Милнер увидел, как эта парочка выбирается из поезда. Первым вышел, разумеется, сержант, придержав дверь отсека для офицера. Милнер подумал, что он не знает ничего более мерзкого, чем раболепство перед офицером. Капитан Уолфендейл и сержант Лэмптон были всего в нескольких футах от него. Милнер инстинктивно подался вглубь отсека так, чтобы смотреть, не привлекая к себе внимания. Его раздражало то, что эти двое могли теперь видеть куда больше, чем он.
Прирученный страус выбрался из куста акации и сделал несколько шагов вперед, словно приветствуя вновь прибывших.
– Подойди немного поближе, и ты окажешься сегодня вечером у меня на тарелке, – пробормотал Милнер.
Существо склонило набок маленькую аккуратную головку с глазом-бусинкой, сразу напомнив хозяина бара, опытным взглядом оценивающего ситуацию в своем заведении.
Из всех вагонов поезда высовывались головы солдат. Такое множество усталых взглядов могло свести с ума.
Капитан повернулся к своим подчиненным и деланно-сочувственным голосом, который не обманул Милнера, произнес:
– Извините, ребята. Война должна была приготовить для нас и комфортабельный зал ожидания, но этого почему-то никогда не случается.
Фырканье и облако капель слюны стали ответом на его немудрящую шутку. Но только не Милнера.
Напрягая слух, он услышал негромко сказанные сержантом Лэмптоном слова:
– Я прикажу им высаживаться, сэр.
Капитан понизил голос:
– Да пусть эти олухи подождут. Скоро им опять тащиться по этой пыли.
Надо еще прикинуть, кто из нас больший олух, подумал Милнер. Увидев приближавшуюся небольшую группу встречающих, он понял, почему Уолфи предпочел держать их в поезде. Несколько человек во главе с майором быстро шли по мосту.
Приблизившись, майор резко козырнул.
– Капитан Уолфендейл?
– Так точно.
– Рад видеть вас здесь, сэр.
Когда капитан ушел, Лэмптон повернулся к поезду и дал команду на выход.
С наступлением сумерек лагерь был развернут, палатки стояли аккуратными рядами. Солдаты выстроились в очередь за порцией пайка, состоявшего из консервированной говядины, жестких галет и горячего сладкого чая. В качестве приветствия вновь прибывшим разразилась гроза, хлеставшая по палаткам крупными каплями прохладного дождя.
