Мечты серой мыши - [91]

И все было бы замечательно, если бы не жажда наживы, коей так страдают все смертные. Наши друзья разрабатывают великолепный план. Ваш отец должен сделать вид, что умер. Его немногочисленным друзьям демонстрируют тело, и они подтверждают факт смерти. В силу вступает завещание. Тут на сцене появляетесь вы, открываете сейф, и р-раз, словно по мановению волшебной палочки, перед вами предстает давно потерянный отец, коему вы на радостях отдаете дискету. Однако чудо-программист погибает. Судьба, знаете ли, не всегда благоволит к нашим начинаниям. Ваш папаша в панике. Он обращается за помощью к своему приятелю — некоему Боккаччо, о котором вы немало наслышаны. Он просит его завершить план, который был намечен, то есть якобы найти его тело и с помощью отца Боккаччо засвидетельствовать его смерть.

— Что?! — я подпрыгнула столь высоко, что едва не ударилась макушкой о потолок машины.

Умберто уставился на меня в полном недоумении:

— В каком смысле «что»?

К порядку его призвал лишь возмущенный гудок летящего на нас грузовика. Моему спутнику пришлось снова обратиться к безопасному вождению.

— Что — в смысле отец, — сочла нужным пояснить я, когда немного отдышалась. — Адвокат Луиджи Мизини — отец Боккаччо? Как это может быть?!

— Что же тут удивительного, — Умберто пожал плечами. — Билл Боккаччо — известный своими подвигами с богатыми вдовами урожденный Луиджи Мизини-младший. Просто поменял человек паспорт за океаном. Да у него этих паспортов столько же, сколько липовых биографий. О нем можно целый роман написать. Займетесь на досуге, если наше приключение закончится благополучно.

— Мне больше нравится слово «когда»…

— Ваше право, — не стал спорить Умберто. — Возвращаюсь к моему повествованию. Круг лиц, знающих о дискете, расширился. Боккаччо, в свою очередь, не удовольствовался путаными объяснениями вашего отца о том, что находится в сейфе банка. Он начал наводить справки. У него же профессиональное чутье на деньги. А такие деньги не могли не пахнуть. Таким образом информация попала ко мне.

— Да… значит, мой отец жив…

Я не успела ни обрадоваться, ни огорчиться такому повороту событий.

— К сожалению, нет. Он погиб весьма нелепо — разбился на собственной машине.

— Хм-м…

— И вас начали искать многие люди.

— Точно.

— Вот и вся история. Больше мне вам сказать нечего. К тому же мы приехали.

Я огляделась. Умберто припарковал машину на привокзальной площади какого-то малюсенького городка.

— Вы же сказали, что по железной дороге нам ехать опасно.

— По этой — нет, — он усмехнулся и жестом пригласил меня выметаться на улицу. — Доводилось ли вам путешествовать в товарных вагонах?

Я поняла, что меня ждет. Также я поняла, что могу говорить все что угодно о вреде экстремальных переездов, меня никто не услышит. Я находилась во власти человека, которого боялись храмовники, и если уж ему взбрело в голову поместить меня в товарный вагон, он это сделает, что бы я ни думала по этому поводу.

* * *

Я тащилась за Умберто по насыпной дорожке между товарными составами. Он шел уверенно, широкими шагами меряя мелкий хрустящий под толстой подошвой ботинок гравий. Я же семенила, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, чувствуя себя телкой, которую ведут на бойню.

«Господи! — думала я. — Этот человек меня убьет. Зачем ему сохранять жизнь какой-то девчонке? Его ничто не остановит. Он застрелит меня. Есть ли у меня выход? Могу ли я спастись? Господи, ну помоги же мне, господи!»

Знаете, порой удивляешься, насколько превратно могут понять тебя на небесах. Не прошло и пары минут с момента моей последней молитвы, как Умберто остановился, словно натолкнувшись на невидимый столб, присел и начал опасливо озираться. Я повторила его маневры. Где-то за вагонами шуршал гравий. Я закатила глаза, ругая своего спутника за маниакальную осторожность. И тут я не поверила тому, что увидела. В трех вагонах от нас мелькнула до омерзения знакомая голова одного из «коричневых». Как они нас нашли? Почему мы не видели погони — об этом уже никто не узнает. Умберто молниеносно выхватил пистолет и прицелился. Я лишь ухмыльнулась. Кого он вознамерился напугать оружием, недавно побывавшим в воде? Может быть, на ошалевших туристов этот трюк еще и произвел какое-то впечатление, но на храмовников… хм, сомневаюсь. Так и произошло. Парень в коричневом даже не подумал прятаться.

— Вот же нахал! — Умберто зло сплюнул под ноги и нажал на курок.

Прозвучал выстрел. Я охнула и инстинктивно бросилась под вагон.

Не помню, что произошло дальше. Я полезла по шпалам назад, желая только одного — спрятаться от всех: и от Умберто, и от ребят в коричневых пиджаках.

Не поверите, но в центре Италии, на вокзале, пусть и товарном, но тоже вполне обжитом месте, началась настоящая перестрелка.

Я запоздало испугалась того, что это самое оружие, вполне дееспособное, Умберто держал у моего виска и готов был пальнуть из него в любую минуту. А я-то еще потешалась в душе! Ну его ко всем чертям, компаньона. Кукиш ему с маслом после такого, а не половина денег Храма. К тому моменту, как мы остановились на вокзальной площади, я для себя уже твердо решила, что, если представится возможность, я сбегу от Умберто, доберусь до банка, возьму дискету, а потом передам ее Илье. И пусть будет то, что должно быть. Я не поверила палачу. Люди, занимающиеся столь благой миссией, как сохранение тайн древности для потомков, не могут быть безапелляционно жестокими. Они найдут решение нашей общей проблемы, оставив мне жизнь. Иначе и быть не может.