Мечты серой мыши - [26]

Совершенно нелогичный поступок: прибыть из другой страны к девушке по делу, а потом опоить ее и затащить в постель. И учтите, Боккаччо наверняка знал, что ему нужно спешить. Он хотел опередить тех, кто его задушил. Ему явно нужно было от меня что-то, связанное с этим завещанием. Иначе он мог бы связаться со мной за год до того, как адвокаты отца меня разыщут, или после того, как я открою сейф в римском отделении Интернационального банка, в котором, согласно соответствующему извещению, хранится то, что теперь принадлежит мне.

Вторая загадка: каким образом Боккаччо вообще обо мне узнал? В мире ежедневно кто-то что-то кому-то завещает. Почему он выбрал именно меня для своей одному ему известной авантюры? Да и вообще, что такого мне завещал отец, на что польстился этот Боккаччо? Неужели кусок золота привлек его драгоценное внимание?

Третья загадка: при каких обстоятельствах, а самое главное — каким образом произошло общение Лолы и афериста Боккаччо? Зачем он сказал Лоле, что едет в клуб «Звезды»? Лола не должен был болтать про «Звезды». Он случайно проговорился, к гадалке не ходи. С ним такое и раньше бывало. У него с языка многое слетало, только держи.

И, наконец, какую роль во всей этой истории играет Илья? Почему он подсел ко мне в баре? Соблазнился моей красотой? Черта с два! Что я, в зеркало не смотрюсь?! Исправно смотрюсь каждый день и вижу там довольно блеклое существо, которому суждено тащиться по жизни либо в одиночку, либо в компании такого же блеклого существа противоположного пола. Я реалистка. И это помогает мне в жизни. Во всяком случае, помогало до недавнего времени. Так зачем я понадобилась Илье? Кто он, еще один аферист на мою голову или он приставлен ко мне для охраны? Кем приставлен? Не теми ли, кто убивает всех вокруг меня?

Тут я поморщилась. Я вспомнила, как повел себя Илья, увидев труп Лолы. Его мелко затрясло, он растерялся, запаниковал. Нет, охранники так себя не ведут. Я ставлю машину на стоянку, так там охранники — спокойные, внушающие уверенность люди. А они только машины по ночам стерегут. Так неужели серьезные убийцы приставят ко мне телохранителя-неженку? Вряд ли…

Я понимала, что все больше и больше запутываюсь в клубке вопросов. А потому рисовала и рисовала на тетрадных листках странные закорючки запомнившегося мне орнамента. Я пыталась заставить себя думать, но мысли мои расползались. Единственное, что я знала точно, — я должна поскорее вылететь в Рим и все выяснить. Я должна открыть сейф в банке и извлечь на свет то, что уже убило двоих человек. Это что-то уже не казалось мне таким простым и понятным, как золотой слиток. А еще мне казалось, что завещанное мне принадлежит еще кому-то.

* * *

— Мам… — Я оперлась локтями о кафедру и принялась рассматривать задние ряды пустой аудитории. — Есть ли в университете специалист по всякого рода сектам, оккультизму, ну… ты меня понимаешь…

— Совершенно не понимаю, — моя мать перевела строгий взгляд с меня на неудачника, угодившего к ней на пересдачу.

Тот в свою очередь одарил меня тяжелым обвиняющим взглядом, говорившим о том, что жизнь — тоска и дурак тот, кто в этом сомневается. Я его прекрасно понимала, сама была студенткой, но сейчас его трудности казались мне сущим пустяком. Хотя, может быть, я была и несправедлива. Все-таки общаться с моей мамочкой в сессию — это испытание не для слабонервных. Я ему ободряюще улыбнулась.

— Ну как… ведь есть же у вас специалисты по всякому там шаманству, по обрядам…

— Деточка, хочу напомнить, что ты в университете, а не в цирке-шапито. У нас люди занимаются наукой, а не ерундой.

— А разве древние обряды не могут быть предметом научных изысканий, а? — Я обратилась за помощью к неудачнику.

— Гм-м… — тот покраснел и шмыгнул носом, — как бы это сказать…

— Да вся наука основана на древних предрассудках, на том, что кое-кто не мыслил по шаблону, и за это его сжигали на костре!

Моя пламенная речь натолкнулась на холод непонимания. Мама смерила меня взглядом преподавателя, собирающегося вкатить пару:

— Видишь ли, наука — это несколько иное понятие, чем ты себе представляешь. Амалия, не позорь меня перед студентами.

— Но ты ведь не будешь спорить, что в истории великих открытий полыхало немало костров!

— Хочешь узнать все о кострах — обратись к пиротехникам, — отрезала родительница и повернулась к ссутулившемуся неудачнику: — На чем мы с вами остановились?

— Екатерина Георгиевна, — тут же загнусавил тот, — я же сдал вам курсовую…

— Стыдитесь, Павел Сергеевич!

Дело принимало дурной оборот, и студента мне стало жалко без обиняков. Когда моя мать называла кого-то моложе пятидесяти по отчеству, это значило, что последнего ждали большие неприятности. К гадалке не ходи.

— Но ведь… — он бросил на меня молящий взгляд, ища защиты.

— Что — ведь?! — мама была неумолима. — Я знаю вашу курсовую дословно, до запятой. Угадайте почему?

— У? — он снова всхлипнул.

«А ведь симпатичный парень, — подумалось мне. — Весь семестр был счастливым человеком: пил пиво, кадрил девчонок на дискотеках — и вот на тебе, свалилась ему моя мамаша на голову аккурат в самую сессию. Ему ведь, бедолаге, социология эта так же нужна, как курице знание китайской орфографии». (Если таковая вообще существует, потому что, глядя на их иероглифы, невольно задумаешься, по каким правилам они пишут. Лично у меня от одного вида этих иероглифов язык в трубочку сворачивается.)