Они танцевали в клубе, где его приняли с тем же почтением, что и в ресторане. Потом они ездили куда-то еще — посмотреть, как другие танцуют зажигательное фламенко, и в итоге оказались за чашечками кофе в плавучем ресторанчике, пришвартованном на реке близ Чисвика. Когда они вышли из машины у дома Мери и та вспомнила о предложении Клэр пригласить своего кавалера и представить их друг другу, эта мысль показалась ей весьма привлекательной.
— Вы не подниметесь со мной? Клэр хотела с вами познакомиться. — Она надеялась что он ответит да, и чудесный вечер продлится еще немного…
Но он отрицательно покачал головой:
— Думаю, нет, извините. Если можно, я только доведу вас до двери и отправлюсь восвояси.
Значит, все-таки это был конец. Голос мистера Дервента звучал так, что у Мери отпала охота уговаривать его. Разочарованная, она начала репетировать слова благодарности по дороге наверх, к дверям квартиры, и еще не успела толком их подготовить, когда увидела, что он протягивает руку за ключом.
— О… — Хрупкое самообладание, обретенное ею этим вечером, пошатнулось, и нервные поиски ключа в сумочке быстро привели к падению последней. Почти все высыпалось на пол. Клайв Дервент едва ли не единственным точным движением спас жертв катастрофы и протянул их — губную помаду и все прочее — Мери, но помедлил немного с футляром для очков.
— Вы не надели их ни разу за весь вечер, — заметил он.
— Нет. Не так давно у меня начались слабые головные боли от переутомления глаз. Но очки нужны мне только для работы, требующей напряжения, когда я печатаю или читаю мелкий текст.
— Стало быть, вы не пользуетесь ими в качестве маскировки?
— Маскировки?
Быстрым движением он вложил футляр в открытую сумочку.
— Мне просто пришло в голову… — заговорщицким тоном произнес он. — Вам никогда не попадались фильмы, где героиня появляется в огромных роговых очках — снова и снова, а в момент, предусмотренный в сценарии, снимает их и поражает героя сногсшибательной красотой? Полагаю, в реальной жизни кое-кто использует очки с той же хитроумной целью.
— Легко могу себе это представить. — Мери не совсем естественно улыбнулась. — Лично у меня нет такой сногсшибательной красоты, и поэтому, боюсь, я никогда над этим не задумывалась.
— Простите, Я и забыл, как вы сказали о себе — «не картина маслом»! — пошутил он. — Это, полагаю, входит в исполнение вами роли миссис «Не Потерплю Чепухи», которая не заставляет вас в любой удобный момент пренебрежительно отзываться о вашей внешности?
— У меня просто нет иллюзий на этот счет.
— Чепуха. У вас просто выработалась привычка пользоваться своим идефикс по поводу внешности, чтобы опередить все критические замечания на ваш счет так же, как некоторые насвистывают в темноте.
— Их не обязательно высказывать вслух. Порой достаточно бросить взгляд… Или не бросить его, что еще хуже. И что дурного в том, чтобы насвистывать в темноте?
— Совсем ничего. Нам всем приходится носить фальшивую броню, чтобы закрывать ею слабые места. Но мне претит мысль о том, что женщина способна раз и навсегда поставить крест на внешности, с которой явилась на свет. В глубине души она никогда по-настоящему не верит в то, что выглядит так уж затрапезно.
— Вы имеете в виду… она не теряет надежды окончательно?
— Про надежду я ничего не знаю. Такие женщины цепляются за веру. И они совершенно правы, разумеется, поскольку, думаю, не найдется и одной женщины из сотни, которая проживет всю свою жизнь и не услышит от мужчины — пускай единственного, — что ему она кажется вполне привлекательной.
Мери покачала головой:
— Наверное, такие все-таки есть. И это едва ли поможет, ведь мужчина, который скажет ей это, должен оказаться «тем самым».
— Почему едва ли? Разве такое признание не поднимает настроение женщины?
— Не знаю. Возможно. Это будет зависеть от того насколько искренне это было сказано, или от того, были ли у женщины основания подозревать, что это всего лишь… обычная лесть.
Мистер Дервент громко рассмеялся:
— Да вы в дугу согнетесь, чтобы создать себе лишние сложности, разве не так? Впрочем, мне брошен вызов… Попробуем так. Что вы скажете, услышав, что красота девиц с коробок шоколадных конфет меня отнюдь не прельщает? Что — такой уж я человек — я нахожу в вашей улыбке загадку Джоконды, только без ее озорства? Поможет ли вам это, или мои слова вы отметете как лесть, принять которую не в силах?
— Я думаю, поможет.
— Ну вот, другое дело! Ваше настроение заметно улучшилось! Пока все идет неплохо. Но я могу добавить еще один довод, если позволите… — И он шагнул вперед, чтобы запечатлеть на щеке Мери поцелуй.
Пальцы сами взлетели, чтобы прикрыть место, которого он коснулся.
— Вы… Вам не следовало этого делать! — запинаясь, проговорила она.
— Почему? Этим я лишь подкрепил свой аргумент: нужный мужчина, для которого вы будете бесконечно дороги, появится в вашей жизни так же, как и в жизни любой другой женщины. Не надо возмущаться. Это был очень чистый поцелуй.
— Тогда зачем же вы это сделали? — Как ни странно, Мери была разочарована.
— Я же сказал… Я действовал как дублер некоего гипотетического славного малого, который непременно встретится вам и справится со своей задачей гораздо лучше меня. Как мог бы и я в иных обстоятельствах.