Мечтай о невозможном - [178]

— Где?

— В Гожна Горе. Это крохотная деревенька высоко в горах юго-западнее Белграда в Сербии. Летом мы жили там. Я всегда была очень счастлива в Гожна Горе. Не всегда, — поправила сама себя Мира.

Она замолчала, а он смотрел на нее так, словно видел впервые.

— Я родилась в двадцать девятом, — наконец снова заговорила она. — У нас был прекрасный дом. Мы были богаты. Я ходила в школу вместе с христианами и евреями, мусульманскими, сербскими и хорватскими детьми. Мой отец крестился в католическую веру. И меня он тоже окрестил. Я не знала, что я наполовину еврейка. Никто не сказал мне этого. Дома об этом никогда не говорили. У меня было прекрасное детство. Вплоть до апреля сорок первого…

— До апреля сорок первого… — как эхо повторил за ней Фабер.

— Мне было двенадцать лет. Немецкие войска вторглись в Югославию. Шестого апреля.

— Шестого апреля, — сказал он, чувствуя себя беспомощным, совершенно беспомощным.

— Ты помнишь, Trouble man, ты помнишь… Немцы поделили территорию государства. Словению и Далмацию получила Италия, Македония отошла Болгарии, Воеводина — Венгрии. Ну а Хорватия получила своего рода независимость под руководством Анте Павелича — лидера партии Усташа. Так как Усташа была профашистско-католической партией, провозглашала националистскую и антисемитскую идеи, немцы дали Хорватии много прав; Усташа была в восторге от Гитлера, а Гитлер — от Усташи, и Усташа немедленно приступила к истреблению всех сербов, евреев и цыган с благословения активной помощи католической церкви и самого господина епископа Загребского Алежзиже Степинача. Немцы были в таком восторге, что отдали хорватам еще и Боснию-Герцоговину, а вместе с ней и Сараево, где жили мы… Павелич поблагодарил их. Он хотел построить «чистокровное народное» государство. Стоит вспомнить об этом сегодня, когда сербов обвиняют в «этнических чистках». До этого уже состоялись большие хорватские чистки. Для хорватов евреи, цыгане и сербы были «расово неполноценными» и подлежали «выбраковке». Вскоре после этого состоялись крупные погромы и возникли концентрационные лагеря, такие как ужасный Жазеновач, где проходили массовые убийства заключенных… Мой отец бросил все: фабрику, дом и, взяв мать и меня, переехал в Сербию.

— Но она была оккупирована немцами!

— Мы, не задерживаясь, отправились высоко в горы к его брату Иво в маленькое селение Гожна Гора. Ты хорошо знаком с Югославией, с ее гигантскими горами и бездонными пропастями — настоящий рай для партизан. Ни одному захватчику не удастся добиться там успеха. Тогда это не удалось немцам, сейчас это не удается ни сербам, ни хорватам, ни боснийцам… Тогда в горах скрывалось много людей, прежде всего евреи и коммунисты. Почти все окрестности контролировались партизанами. Их предводителей звали Михайлович и Тито… Я ничего не подозревала об этом, я бы просто ничего не поняла. Мои родители сказали, что мы снова проведем отпуск у дяди Иво и тети Сони, его жены. Я очень радовалась. Можно было целый день играть с детьми из деревни и животными во дворе. О войне я мало что знала, родители старались уберечь меня от этого. Партизаны были нашими друзьями. Немецких солдат тогда я еще не видела. И только с осени сорок первого…

— Да?

— …пришел конец нашей чудесной жизни, — сказала Мира. — Тогда я и не подозревала об этом, но боевой дух немецких солдат к тому времени ощутимо упал. Они не были знакомы с горной местностью, они не доросли до партизан Тито, у них не было специальных боевых подразделений, потому что изначально они должны были стать лишь оккупантами и были плохо обучены. Многие из них были австрийцами. Наконец немцы назначили нового командующего — генерала над Сербией — австрийца Франца Беме. Тот явился с новыми австрийскими частями — горными стрелками. Эти были обучены много лучше. И, согласно приказу Беме, они осуществляли свои карательные акции с особой жестокостью. Беме и его солдаты видели противника во всем мирном населении. Строились концентрационные лагеря для мужчин, женщин, детей, очень много деревень были полностью сожжены, а скот разграблен. Лагеря были полны евреями и коммунистами. Сперва Беме настаивал на их депортации на восток, чтобы освободить место для других, но затем он приказал своим солдатам прямо на месте производить массовые расстрелы. Их первыми жертвами стали австрийские евреи, которые на пути в Палестину были настигнуты здесь своими гонителями.

Мира надолго замолчала, затем продолжила.

— Десятого октября сорок первого года этот генерал Беме издал приказ о массовом уничтожении. Вследствие «балканского образа мыслей» и «распространения коммунистического и национально-освободительного движения» он предписывал в ходе «внезапных ударных операций» взять на местах в заложники всех евреев, коммунистов и подозрительных личностей из местных жителей. «Следует объявить этим заложникам, — как говорилось в приказе, — что при нападении на немецких солдат и лиц немецкой национальности они будут расстреляны».

Фабер молчал.

— И вот в начале сорок второго года австрийские солдаты добрались до деревни Гожна Гора высоко в горах и забрали моего отца и его брата Иво, это были единственные евреи в Гожна Горе. Но австрийцы забрали также всех коммунистов. Они, как и мой отец и его брат, были выданы местными жителями… Но до того как пленных смогли отправить в пересыльный лагерь, на конвой напали партизаны, чтобы отбить арестованных. В результате был убит один австрийский солдат. Партизаны отступили, когда увидели, что пришло подкрепление. Тогда… двадцать первого февраля сорок второго года… — Мира сглотнула и с трудом продолжала говорить, — …двадцать первого февраля сорок второго около полудня моего отца и дядю Иво, а с ними и многих других мужчин из соседних деревень согнали вместе в маленьком лесочке недалеко от Гожна Горы… Один солдат был все-таки убит, а в приказе генерала Беме было сказано, что расстрелу подлежат пятьдесят заложников, если ранен один солдат, и сто, если один солдат убит. Так вот, двадцать первого февраля сорок второго года австрийские солдаты расстреляли в лесочке у Гожна Горы сотню заложников. Среди самых первых были мой отец и дядя… Мама спрятала меня на чердаке, и вот сверху я видела, как был убит мой отец, его брат и многие другие, и мне все еще было неизвестно, что отец был евреем, мама рассказала мне об этом гораздо позднее.