С хлебом и продуктами всё хуже и хуже. Недород. В полях всё выгорело. Вот почему ноздри за полквартала слышат этот непередаваемый, волнующий запах пропечённого хлеба. Пока нас выручает кукурузная мамалыга и тыква. Но подходит осень, а там и зима… Голод глядит на нас с плакатов, да он и вокруг. У базарных лотков как тени бродят полуголые скелеты, обтянутые дряблой кожей. Они подбирают и жадно грызут арбузные корки, роются в мусорных ящиках, своими огромными, замученными глазами, робко, будто с того света, глядят на прохожих. Сердце разрывается от жалости.
Невольно я оглядываю Любашу. За последние дни она тоже сильно сдала. Хлебный паёк урезан до четверти фунта. Изредка нам удаётся проникнуть в вокзальный агитпункт и по комсомольским билетам получить кружку кофейного суррогата из пережжённых хлебных корок, таблетку сахарина или кусочек засохшей глюкозы.
Молчание становится неприличным, и Любаша первая затевает разговор. Она говорит, что Жукевич — настоящий Дантон. Я не знаю, кто такой Дантон…
Сколько раз я давал себе зарок — никогда не стесняться и спрашивать, если чего не знаешь. Из-за ложного желания показаться начитанным промолчишь или как-нибудь выйдешь из положения, а в сущности так и остаешься неучем. Дантон, Робеспьер, Парижская коммуна — слышал звон, а кто, что, к чему, так и не знаешь! Нет, надо сходить в библиотеку и взять что-нибудь о Парижской коммуне. Так жить нельзя. Во всем надо быть передовым и образованным.
Шагаю и мучительно думаю: кто же такой был этот неизвестный мне Дантон и чем он похож на нашего трепача Жукевича?
Нет, сегодня же обязательно сбегаю в библиотеку…
НЕЗАРЯЖЕННОЕ ОРУЖИЕ СТРЕЛЯЕТ
— Поглядим на эту карту!
Командир отряда ЧОН литейщик завода «Армалит» Николай Калиткин проводит с нами очередные занятия.
— Четырнадцать империалистических держав навалились на нас со всех сторон. «Ребёнка надо задушить в колыбели!» Кто это сказал? Это сказал Черчилль. О ком он сказал? О нас. Нашей республике пошёл лишь второй годочек…
У Коли своеобразная манера разговаривать. Он задаёт вопросы и тут же сам на них отвечает. Эта простая разговорная форма всем понятна и доходчива. Ребята с большой охотой ходят на его занятия. Некоторые впервые видят карту военных действий, на ней расставлены иностранные флажки. Они связаны между собой шнурком.
— Как видите, в Сибири Колчак и белочехословаки. Во Владивостоке японцы. В Баку англичане. В Тифлисе грузинские меньшевики. Украина занята немцами. В Одессе французы. В Белоруссии польские паны. В Архангельске американцы. Деникин подошёл к самой Москве. В тылу банды белых и анархистов — Махно, Антонов, Маруся. У нас на Кубани — генерал Хвостиков…
Калиткин делает паузу: пусть бойцы отряда воочию представят себе безвыходное положение молодой республики рабочих и крестьян.
— Так было вчера, — помедлив, говорит он. — Но все интервенты летят к чёртовой бабушке! — Лихим и беспощадным сабельным взмахом Коля рвёт в сторону шнур и все иностранные флажки одновременно сыплются на пол. Мы в восторге.
— Кто же совершил этот невиданный в истории легендарный подвиг? — не дав нам одуматься, продолжает Калиткин. И отвечает: — Его совершили необученные бойцы нашей молодой Рабоче-Крестьянской Красной Армии. А организовал её?
— Владимир Ильич Ленин, — произносим мы хором.
В своей неизменной кожаной куртке, перехваченной крест-накрест командирской портупеей, на фоне военной карты, Калиткин удивительно похож на молодого рабочего комиссара с тех плакатов, что вывешиваются в витринах агитпунктов. Я зарисовываю его в свой походный карманный альбомчик.
— Молодёжь должна владеть оружием. Мы обязаны пролагать пути в будущее и освободить угнетённых всех стран. Боец ЧОНа — это гордое звание. Оно не должно быть запятнано ничем. Мы должны твердо соблюдать устав воинской службы. Бережно обращаться с оружием. Каждый пункт устава написан кровью…
Большинство ребят впервые держит в руках винтовку, хотя мечта каждого — иметь личное оружие. Успехом пользуются обрезы — спиленная, укороченная с обеих сторон винтовка. Удобна и, хотя неприцельна, бьёт с невиданным пушечным грохотом. Калиткин предупреждает — оружием не баловаться.
Мы изучаем винтовку. Разбираем и собираем её. У нас на вооружении также пулемет «максим».
На отряд ЧОН возложена задача охраны отдельского комитета партии. В городе действуют белогвардейцы. Начальник караула — Мухо Мукоян, по профессии ученик парикмахера. По натуре он весёлый и общительный товарищ, любит пошутить и разыграть приятеля, убедить его в чём-нибудь нелепом.
Старая бабушка принесла Мухо в горшочке еду и большой арбуз. Поужинав, мы проводили бабушку домой.
Ночь полна покоя. Пахнет подвядшим бурьяном. Круглая луна над собором похожа на мишень. По дороге бегают босиком мальчишки и взбаламучивают пыль, над улицей недвижно висит серый удушливый полог.
Мы с Мухо сидим в палисаднике отдельского комитета верхом на длинной скамье, друг против друга и, расколов надвое жаркий арбуз, с упоением вгрызаемся в его огненно-сахаристую хрустящую сладость, так приятно охлаждающую и утоляющую жажду. Я гляжу в чёрные, озорные, смешливые, широко расставленные глаза Мухо, на его влажный подбородок, с которого ручьями стекает сладкий и липкий сок; мы торопимся, сейчас на соборной колокольне пробьют часы — пора расставлять караулы.
