Мечта на вешалке - [51]

Поэтому кто же осудит меня за желание иметь удобные и красивые сапоги, пусть даже методом проб и ошибок?

Мечтать о сапогах с десяткой в кармане — это, наверное, все-таки глупо. Но зато я сделала рекламу биоклею Круглова. И теперь мы с ним квиты за платье. Я посмотрелась в зеркало заднего вида, подкрасила губы, махнув рукой на раздувшийся, словно груша, нос и маленькие, сделавшиеся щелочками глазки, и поехала на Чистые Пруды, чтобы встретиться у «Современника» с красавцем Игорьком.

По дороге мне пришла в голову замечательная идея. Было бы неплохо ознакомиться с творчеством Ивана Таганского, чтобы, если речь у нас зайдет о последних минутах Стервозы и о странном типе с седым ежиком, который ей вроде как родственник, быть в теме разговора.

Я залезла в бардачок и, снова удивившись про себя названию диска, поставила первую песню на воспроизведение. И сразу же мне стало понятно, откуда эта дурацкая фраза «Отвести от тебя чтоб беду…». Оказывается, это строка из припева. А целиком припев звучал так: «Я на дерзкий побег иду, отвести от тебя чтоб беду». Общий же смысл музыкального произведения был так глубок и мелодраматичен, что к Чистикам я подъехала вся в слезах и под глубочайшим впечатлением от песни.

Вытерев под глазами черные потеки, я, как смогла, освежила макияж и, махнув на все рукой — как будет, так и будет, — выбралась из машины. Неторопливо двигаясь по бульвару, я все никак не могла прийти в себя. Это ж надо, какая любовь бывает! Я читала в «Эль», что некоторые девушки…

И тут я увидела его. Игорька. Смуглый приятель покойной Кругловой стоял у средней колонны театра «Современник» и с высоты крыльца обозревал окрестности. От напряжения он вытянул шею и крутил головой из стороны в сторону, как страус в дозоре.

Я шмыгнула носом, добрела до ступенек одного из лучших московских театров и, поднявшись на крыльцо, привалилась плечом к первой же попавшейся на моем пути колонне. Нет, ну до чего же судьба бывает к людям несправедлива! Как в той вот песне. Там знаете про что? Главный герой… Но не успела я погрузиться в сладостные переживания по поводу печальной участи, постигшей зэка Чинарика, как почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Я подняла от трещинки в асфальте, которую рассматривала, затуманенные слезами глаза и натолкнулась на изумленный и какой-то даже потрясенный взгляд Игорька. Я всегда говорила, что чувствительные девушки с тонкой, ранимой душой вызывают в мужчинах гораздо большее восхищение, чем дуры хохотушки, которые только и умеют, что разинуть рот, выставить зубы и ржать на всю улицу.

Я вот, например, всегда откликаюсь на чужую боль и по тесту из «Гламура» «Умеешь ли ты сопереживать» набрала девятнадцать баллов из двадцати возможных. Только с одним вопросом и прокололась. Зато теперь я знаю, как на него отвечать, и уж в следующий раз, будьте уверены, напишу все как надо.

Откинув с лица прядь длинных, черных и круто завитых волос, я полными слез глазами глянула на Игорька. Он расценил этот взгляд как приглашение и тут же двинулся в мою сторону.

— Простите, — неуверенно проговорил он. — Это не вы мне звонили вчера вечером?

— Нет, не я, — задумчиво ответила я, вычерчивая мыском босоножки линии в пыли. — Вчера вечером я звонила своему брату Игорю, а больше никому не звонила…

— Игорю? — ухватился за мою продуманную фразу дружок покойной Стервозы. — Так, может быть, это вы со мной разговаривали? Меня тоже зовут Игорь, и вчера вечером мне позвонила таинственная незнакомка, попросила приехать к театру «Современник», потому что ей проходу не дает некий Бабарыкин…

Я сделала вид, что безумно удивлена, выпучила глаза и поморгала ресницами, изображая изумление от столь неожиданного совпадения.

— Тогда вам действительно звонила я. Вы знаете, этот Бабарыкин, он наш режиссер, и пристает ко мне просто нечеловеческим образом! Я специально ушла пораньше с репетиции, чтобы он не подстерегал меня в гримерной. И хотела, чтобы брат поговорил с Бабарыкиным по-мужски…

— Так вы актриса! — обрадовался парень.

«Да еще какая!» — хотела ответить я, но вместо этого скромно потупилась и начала бормотать что-то про второй состав и происки злокозненного Бабарыкина, который поклялся не выпускать меня на сцену, пока я не стану его любовницей. Ветер трепал стильно уложенные каштановые волосы Игорька, небо заволокло тучами, понемногу начинал накрапывать дождик, а я все рассказывала о нелегкой актерской судьбе.

— Знаете что? — неожиданно перебил меня собеседник. — Может, где-нибудь посидим? Вас как зовут?

— Элла, — чуть замявшись, ответила я.

— Элла? — переспросил Игорек и взял меня под ручку. — Замечательное имя, вам очень идет…

Нет, вы не смейтесь, меня и в самом деле чуть не назвали Эллой. Вернее, Елей. Мама не раз мне рассказывала, как пьяненький папка, понукая лошадь, вез мою родительницу в ближайшую больницу, которая находилась за десять километров от деревни Верхние Ведуны, где они тогда жили.

Дело было зимой. Дорога выдалась на редкость живописная. Там и тут виднелись между стволов белоснежных берез и высоченных сосен, кронами уходящих в небо, маленькие аккуратные елочки, припорошенные снежком. Они выстроились вдоль дороги, точно девочки в детском саду, наряженные в белые платьица снежинок. Прослезившись от этой красоты, мой папашка икнул и, обернувшись к своей постанывающей от частых схваток супруге, заносчиво сообщил: