Мечников - [100]

Представители самой передовой философии человечества — философии марксизма-ленинизма — всегда старались поднять ученых-естествоиспытателей до единственно цельного и передового мировоззрения — диалектического материализма.

В своем гениальном труде «Материализм и эмпириокритицизм» Владимир Ильич Ленин указывал, что часть естествоиспытателей, борясь с метафизическим, механистическим материализмом, отказалась от материализма вообще. Передовые русские естествоиспытатели Мечников, Сеченов, Павлов вели непримиримую борьбу с идеализмом в естествознании и философии.

Мечников, однако, не смог возвыситься до материалистического понимания истории. Он считал, что одна лишь наука «может вывести человека на истинную дорогу». Мечников не учитывал, что в условиях капиталистического эксплуататорского общества, обрекающего на нищету и вымирание огромную часть людей, никакого подлинного ортобиоза и рационального устройства жизни быть не может.

Ученый считал возможным биологическим путем добиться продления человеческой жизни, не видя, что многие противоречия человеческой природы обусловлены социально и могут быть преодолены только в процессе социалистического переустройства общества.

«Ортобиоз требует, — писал Мечников, — трудолюбивой, здоровой, умеренной жизни, чуждой всякой роскоши и излишеств. Нужно поэтому изменить существующие нравы и устранить крайности богатства и бедности, от которых теперь проистекает так много страданий».

Однако это были лишь пожелания. Путей к «устранению крайностей богатства и бедности», кроме распространения научных знаний, Мечников не видел.

Все эти противоречия мировоззрения великого русского ученого не обесценивают достижений его творческой мысли. Научные идеи Мечникова были проникнуты материалистическим содержанием. Как и все лучшее в духовном развитии человечества, они унаследованы передовой, советской культурой.

Глава двадцатая ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

В калмыцких степях

Закончились торжества в честь лауреата Нобелевской премии Мечникова. Илья Ильич вернулся в институт, и вновь потекли дни и месяцы напряженной исследовательской работы. Как отзвуки ушедшей в прошлое бури, где-то на научных съездах разбитые противники еще пытались подвергать булавочным уколам фагоцитарную теорию, но их уже никто не слушал. На подобном научном собрании как-то присутствовал один из учеников Ильи Ильича — Александр Безредка. Он писал учителю:

«Дорогой Илья Ильич!

Сегодня был первый интересный день… В заседании двух соединенных секций, при довольно торжественной обстановке, мне выпало на долю открыть пальбу. Публика отнеслась очень трогательно ко мне, и после дискуссий мне только, в виде заключительного слова, осталось констатировать полное согласие между мною и моими оппонентами…

Пфейфер начал свою реплику с того, что выразил свою „скорбь“, что фагоцитоз снова выплыл на поверхность (я ему хотел вцепиться в бороду, но потом решил, что более достойно с моей стороны будет третировать его молчанием), но что он надеется, что эта гипотеза, как и многие другие, переживает волнообразную эволюцию и что она не замедлит в скором времени опуститься снова на глубине волны; он очень скорбит, что, несмотря на его многолетнюю систематическую оппозицию, находятся ученые, которые ищут объяснения иммунитета вне его бактериолизинов… На эту тему он говорил довольно много, и я видел, что ему действительно больно, что с ним никто больше не считается… Его не только никто не поддержал, но его никто всерьез не принимал. По-моему, Пфейфер себя заживо похоронил, потому что он не сумел вовремя отказаться от своей исключительности. Он, бедный, так был озлоблен всеобщим невниманием к его бактериолизинам, что стал говорить глупости… Он говорил с пеной у рта, и я не раз видел улыбку на устах председателя… Грубер в заключении указал на чрезвычайно важную роль фагоцитоза в большинстве случаев.

Простите, мой дорогой, что я пишу так несуразно. Кругом меня шум, но я все-таки хотел немного поделиться с Вами.

Крепко Вас целую. Ваш А. Безредка».

Вернувшись из России, Мечников занимался главным образом изучением кишечной флоры и вопросом о влиянии на организм различных пищевых режимов. Большая часть опытов проводилась над всеядными животными, которые в этом отношении ближе всего подходили к человеку. Исследования показали, что наименьшее количество ядовитых продуктов оказалось у животных, которых кормили овощами и фруктами, имеющими много сахара. Мечникову удалось довести до минимума образование ядов у животных, давая им смешанную пищу с примесью молочнокислых бактерий.

На основании этих опытов Мечников делал выводы относительно пищевого режима и для человека. Однако он убедился, что количество ядовитых продуктов в человеческом организме обусловлено не одним только родом пищи. Иногда оно бывает различным при совершенно одинаковом питании. Очевидно, в кишках имеются какие-то микробы, способствующие или мешающие развитию гниения. Эти вопросы требовали еще длительного и тщательного изучения.

Для себя Мечников установил строжайший режим питания, которого придерживался многие годы, систематически наблюдая за своим здоровьем. Стремясь всячески продлить свою жизнь, ученый был занят вопросом, какое влияние на долголетие окажет его система обеззараживания всей пищи и устранения «дикой» микрофлоры кишечника путем систематического потребления кислого молока и чистых культур болгарской палочки. Сможет ли он на примере собственной жизни доказать правильность своей теории? Илья Ильич не забывал при этом обращать внимание своих оппонентов на то обстоятельство, что в семье Мечниковых мало кто переходил грань пятидесятилетия. Наследственное недолголетие плюс с детства слабое здоровье и позднее начало опыта (Мечникову, когда он окончательно установил для себя гигиенический режим, исполнилось пятьдесят три года) — все это должно было учитываться при оценке результатов опыта. В 1911 году Илье Ильичу исполнилось шестьдесят шесть лет, а его работоспособности и ясности мысли могли позавидовать и молодые.