Мечники Гора - [16]

— Возможно, в Аре что-то изменилось, — предположил мой собеседник.

— Это невозможно, — покачал я головой.

Мне приходилось бывать в Аре. Я видел его беспомощность и деградацию, о многом говорил хотя бы тот факт, что его жителей приучили славить своих завоевателей, винить себя в ошибках других, просить прощения за преступления, жертвами которых были они сами. Войны можно вести разным оружием, и, пожалуй, самым эффективным стало то, которое способно побудить противника побеждать самого себя. И таким образом, люди, побеждённые и разоруженные, должны научиться радоваться своей слабости, объявляя её достоинством. В каждом обществе найдутся свои слабаки и трусы. Но не каждое общество требует чествовать их как своих самых мудрых, самых благородных, самых смелых и самых отважных членов.

— Сотни незнакомцев высаживались с одного корабля за другим, строились в длинные колонны и направлялись в лес, — сообщил он. — Они — подонки и проходимцы Гора. Понятия не имею, что им здесь понадобилось.

— То есть, Ты пришёл сюда не для того, чтобы встретить нас? — уточнил я.

— Конечно, нет, — заверил меня мужчина. — И тот факт, что здесь могут быть другие, кто должен был встретить тебя, меня настораживает.

— Ты боишься?

— Да, — не стал отрицать Пертинакс.

— Но меня же Ты не боишься?

— Нет, — ответил он. — Разве мы с тобой не были вместе двадцать пятого Се-Кара?

— Тогда давай пожмём руки в честь этого, — предложил я.

— Нет, — отказался Пертинакс. — Боюсь, моя рука огрубела от топора.

— Прости, — сказал я.

— Но может Ты, в память о двадцать пятом Се-Кара разделишь моё гостеприимство? — предложил он.

— С удовольствием, — согласился я.

Затем мужчина, обозначивший себя как лесничий по имени Пертинакс, улыбнулся и перевёл взгляд на стоявшую на коленях рабыню, которая, как это и было подходяще для неё в присутствии свободных людей, и поскольку к ней не обращались, соблюдала молчание.

— Она может говорить? — полюбопытствовал он.

— У неё есть общее разрешение говорить, — сообщил я.

Разумеется, такое разрешение может быть отменено мгновенно, словом или жестом.

— Ты великодушен к рабыне, — заметил Пертинакс.

— Такую свободу позволяют своим девкам многие, — пожал я плечами.

Безусловно, при этом девушка должна говорить как рабыня, и действовать как рабыня, с подходящим уважением в словах, в тоне голоса, в поведении и прочих нюансах. Она, в конце концов, не свободная женщина. Иногда новообращённая рабыня полагает, что может намекнуть на дерзость, или даже проявить открытое неуважение, или подумать о неповиновении, скажем, тоном, голосом, жестом или выражением лица, но ей редко придёт в голову повторить подобное нарушение, даже в самой мимолетной и неприметной манере. Вероятно, она уже будет знать, что может немедленно оказаться под стрекалом или плетью, с кляпом во рту или просто с запретом на человеческую речь, под наказанием «четвероногое животное», или что-нибудь похуже.

— Девка, — окликнул Пертинакс рабыню.

— Да, Господин, — отозвалась та.

— Я так понимаю, что тебя назвали — Сесилией, — сказал он.

— Да, Господин, — ответила рабыня, — если это нравится господину.

— Если это нравится твоему господину, — усмехнулся Пертинакс.

— Да, Господин, — согласилась она, опуская голову.

— Ты — очень привлекательная, Сесилия, — похвалил мужчина.

— Спасибо, Господин, — сказала девушка.

— Сесилия, — позвал я.

— Да, Господин, — подняла она голову.

— Ты в присутствии свободного мужчины, — напомнил я. — Окажи ему уважение. Подойди к нему, склони голову, поцелуй его ноги, затем снова встань на колени перед ним, возьми его руки и поцелуй его ладони, мягко, нежно, влажно, с любовью.

— Да, Господин, — вздохнула брюнетка.

— Да, — кивнул Пертинакс, через некоторое время. — Она — превосходная рабыня.

Встать на колени, поцеловать и облизать ноги мужчины — это обычный акт уважения, ожидаемый от рабыни. Точно так же, можно взять его руки и прижаться губами и языком к ладоням, кротко и с благодарностью. Это тоже красивый жест, который, кстати, может разжечь мужское желание. Рабыня ласкает те самые руки, которые, если ею будут недовольны, могут ударить её. Интересно, что этот же самый акт вполне может оказаться возбуждающим и для самой рабыни. Впрочем, порой ей для этого достаточно просто встать на колени перед мужчиной.

— Назад, девка, — скомандовал я. — Позиция.

Я не думал, что было бы мудро позволять ей слишком долго оказывать такой уход гореанскому мужчине.

Сесилия отступила и встала на колени около меня по левую руку.

— Рабыня Удовольствия, — одобрительно сказал Пертинакс.

— Да, — подтвердил я. — Она с Земли, как я уже говорил. Из того места, которое там называется Англия.

— Никогда не слышал о таком месте, — признался Пертинакс. — А она, правда, была там свободной?

— Правда, — кивнул я.

Он окинул брюнетку оценивающим взглядом, каким только гореанин может смотреть на рабыню, и однозначно заключил:

— Абсурд.

— Согласен, — поддержал его я.

— Ну и как она в деле? — полюбопытствовал Пертинакс.

— Теперь она знает, что она в ошейнике, — пожал я плечами.

— Отлично, — кивнул он.

В этот момент мне пришло в голову, что Сесилия будет замечательно выглядеть в камиске, в обычном, а не в турианском. Камиск — намного более открыт чем обычная рабская туника. Это — чрезвычайно простой и подходящий для рабынь предмет одежды, состоящий из одной узкой полосы ткани с прорезью для головы посередине, наподобие пончо. Его обычно подпоясывают одним или двумя оборотами шнура, завязанного слева, поскольку большинство рабовладельцев является правшами, на легко распускающийся узел, который можно развязать лёгким рывком. Этот пояс также можно использовать для того чтобы, чтобы связать рабыню. Обычный камиск, кстати, в городах редко носят публично. Думаю, что причины этого ясны.