Мечи свою молнию даже в смерть - [149]

Медный чуть не захлебнулся. Но, превозмогая боль, поплыл к берегу. Он с ужасом видел, как этот дырявый сухогруз, волоча по песку якорную цепь из расколотого каким-то чудовищным ударом бетонного куска, отделялся от берега, пылая. И хотя тут не могло быть течения, но что-то подводное несло его дальше вопреки всем законам логики и физики, прямо в скопище таких же, потерявших способность держаться на воде гнилых судов.

Хлебая горькую, пахнущую мазутом воду, Медный выкарабкался на берег. Он видел, как по дорожке уходил ЭТОТ, а с ним – она… Осипшим, обожженным горлом Медный окликнул ее.

На судне бухнуло, полыхнуло, накрыв его облаком удушливого дыма. Медный повалился на прибрежный песок, задыхаясь. И тут он ощутил, как ему надвинули бандану на глаза, как стянули череп чьи-то маленькие, но стальные, крепкие руки. Чье-то обнаженное тело опустилось на него и стиснуло жесткими голыми пятками его бедра. Его губ коснулись другие губы, очень горячие, мягкие, как плавящаяся резина, залепили их, и язычок вошел в его рот в долгом и страстном поцелуе. Он не видел ничего, а точнее – видел только странный рисунок: чернильный венец, наполовину срезанный, знак Не-Рождения, на квадрате очень нежной, бархатистой кожи… А когда этот ад кончился, он услышал:

– Я тебя потом убью, Медный… ты мне нравишься! Я убью тебя потом, Медный Будда! Ты ведь нам сам говорил: встретишь Будду – убей его!

Она расхохоталась, прижалась к нему, выгнулась, проткнув его иглами напряженных сосков, и исчезла – растворилась в ночи и дыму, пламени и грохоте.

* * *

Медный очнулся на берегу, уже отнесенный товарищами от пылающего корабля. Он лежал на жестком покрове слежавшегося угля, за бетонным забором углеразгрузки. Там, на море, что-то лениво горело. Пожар, похоже, угасал. Не было слышно ни сирен пожарных машин, ни суеты – только какие-то приглушенные расстоянием матерные крики.

Стоя на коленях, Лис бинтовала Медному кисть руки. Иван светил фонариком и открывал ампулу обезболивающего. Данила сидел на песке, вертел круглой головой, отфыркиваясь. Белая Смерть рассматривала глубокую, кровоточащую царапину, тянущуюся от испачканной пятки до самой икры.

– Лежи, лежи… – хрипло проговорила Лис, смотря на него подбадривающе своими большими глазами. – Они уже ушли. Сейчас еще вколем одну дозу.

Медный покорно закрыл глаза, чувствуя, как Иван стягивает жгутом его руку. И отдаленно, как сквозь сон, услышал ворчание Данилы:

– Вот! Опять пропустили Проникновение! А я вам говорил, защиту надо по кругу строить, а не только по углам…

Тексты Полковник, Абраксас и другие

Медный сидел напротив Заратустрова; по правую руку от него – Камилла и Шкипер. Тот не снял своей разноцветной шапочки, хотя был сейчас в темном костюме и безупречно отглаженной сорочке. Да и все тут, за овальным столом, были в форме, черных рубашках с малиновыми погонами и с защитного цвета галстуками. Или же в строгих пиджаках с острыми плечами. Сухо, официально. Заратустров не курил, хотя приготовленная, уже обрезанная сигара лежала на краю массивной бронзовой пепельницы. Он слушал доклад капитана Анисимова. Тот читал его бесстрастно, как робот-автоответчик.

– …установлено, что дата рождения объекта – ноябрь тысяча девятьсот шестидесятого года, место рождения – город Екатеринбург. Документы выданы Свердловским городским отделом загс на имя Мамаевой Алисии Эдуардовны. Мать – чемпионка СССР по художественной гимнастике, отец – тренер по вольной борьбе. Установлено, что в предродовой период гражданка Мамаева Александра, мать Мамаевой Алисии, принимала экспериментальный гормональный препарат директометатил, запрещенный инструкцией МОК в тысяча девятьсот восемьдесят втором году. После рождения Мамаевой Алисии родители скончались от рака крови. Болезнь быстро перешла в острую форму и привела к летальному исходу. Гражданка Мамаева Алисия, по данным УТО, с двенадцати лет была связана с сектой сатанистов, особенно активно действовавшей в Свердловске в середине восьмидесятых годов. По нашим предположениям, там же, в секте, она попала под влияние некоего Гасана Али аль-Муми, числящегося студентом Московского университета дружбы народов, активного эмиссара ордена ассасинов, верховного фидаи. С помощью аль-Муми в тысяча девятьсот девяносто шестом году Мамаева совершила поездку в Турцию, где прошла обряд посвящения в фидаи под руководством некоей Мириам Эрдикюль, одной из руководителей ордена. Тогда же на тело Мамаевой, на правую грудь, был нанесен отличительный знак – татуировка в виде усеченного венка (так называемый «венец позора»), так как до вхождения в орден Мамаева имела два невыношенных плода, которые были абортированы в…

– Дальше! – рассеянно оборонил Заратустров.

– …поэтому она не была татуирована улльрой как «Невеста Старца». В тысяча девятьсот девяносто восьмом году она поступает работать в тату-салон «Минотавр» города Екатеринбурга-Свердловска, где ей передает опыт некая Прогончева Раиса Викторовна. Означенная гражданка Прогончева, являвшаяся «Невестой Старца», нанесла татуировку объекту «Стриптизерша», фигурировавшему в операции прошлого года и скончавшемуся в Индии, а также, в нарушение правил, – объекту «Шахиня», основному фигуранту операции «Невесты» за номером 56-777. Сила этой улльры была закреплена вмешательством фидаи аль-Муми, имевшего статус члена внутреннего ордена Истребителей Магов, ложа Бартуха. Таким образом, с тысяча девятьсот девяносто восьмого года Мамаева является активным членом ордена ассасинов, выполняющим особые поручения. По нашим данным, она работала в Новосибирске, с двухтысячного по две тысячи третий год в тату-салоне на улице Карла Маркса, у гражданина КНР Яо Хая.