Меч войны, или Осужденные - [2]

– Верят, – пожал плечами себастиец.

– Но разве Господь разрешает такое непотребство?!

– Это не ко мне, Мариана. Я не знаю, как мирится с этим Капитул и чем оправдывает. Но подумай сама – если бы не оправдывал…

Мариана поежилась. Теперь она лучше понимала желание рыцаря оставить ее в Южной Миссии и ехать самому.

– Я буду осторожна, Барти. Обещаю.

– И займи дальнюю комнату.

– Конечно.

Рассказ рыцаря смутил девушку, но, по счастью, Барти не обратил внимания на необычную для нее покладистость. Мариана проскользнула под златотканую занавесь, швырнула сумки на кровать и зажала рот ладонью. Больше всего сейчас она боялась разрыдаться.

Суета на палубе стихла, зато усилилась качка – похоже, шлюп вышел уже из гавани. Барти раздумывал, стоит ли открыть ставень, когда в каюту, коротко постучав, вошел капитан.

– Прекрасный сьер, – заговорил он резко и деловито, – я должен объяснить вам и вашей спутнице обязательные для пассажиров моего корабля правила.

– Прошу вас. – Барти шагнул к занавеси, окликнул: – Мариана!

– Я слышала, – отозвалась девушка. – Сейчас выйду.

Капитан прошелся по каюте, остановился у окна. Сказал:

– Окно не открывайте. На море случаются шквалы.

– Понимаю, – кивнул Барти.

Мариана появилась довольно быстро; она переоделась в подобающее паломнице скромное платье, темно-зеленое, с белым девичьим воротничком, и походила на монастырскую пансионерку. Рыцарь взял девушку за кончики пальцев, повернулся к капитану:

– Сьер капитан, позвольте представить мою подопечную. Благородная Мариана направляется в Ич-Тойвин именем и во благо Святой Церкви.

– Рад приветствовать на борту, – капитан прижал руку к сердцу и кивком, по-военному, обозначил поклон.

Девушка присела в изящном реверансе.

– Мариана, позволь рекомендовать нашего капитана: сьер Кариссиен.

– Для такой прекрасной госпожи здесь слишком тесно и мрачно, – покачал головой капитан.

Рыцарь напрягся, но Мариана тоже поняла, к чему идет, сказала поспешно:

– Нет, что вы, добрый сьер! Каюта мне нравится, здесь так уютно. Сам Господь привел нас на «Крыло ветра».

– Надеюсь, вы окажете мне честь, – капитан сверкнул улыбкой из-под пышных черных усов, – и украсите наши трапезы своим присутствием, столь желанным для глаз моряка, отвыкшего от истинной красоты.

Мариана взглянула на Барти.

– Ваше общество, сьер рыцарь, также порадует нас, – тут же заверил капитан.

– Благодарю, сьер Кариссиен, мы с радостью принимаем приглашение. Однако вы собирались говорить не об этом?

– Да, увы. – Капитан пригладил усы. – Лицезрение прекрасной госпожи отвлекло меня. Я должен сразу предупредить вас, мой добрый сьер, и в особенности вашу спутницу: палуба корабля – неподходящее место для прогулок. Чем меньше вы будете выходить из каюты, тем лучше. Мой слуга возьмет на себя заботу о вас; он же будет провожать вас к трапезам. Если у вас возникнут вопросы, можете задать их ему… Или мне. Разговаривать с матросами не советую, да они вас и не поймут. Согласитесь, я не требую слишком многого.

– Разумеется, сьер капитан, и вы в своем праве, – кивнул Барти. – Мы последуем вашим советам.

– Сделайте такое одолжение. – Из-под пышных усов вновь сверкнула улыбка. – Госпожа Мариана, – капитан поклонился, – до встречи.

Дверь закрылась бесшумно.

Барти покачал головой. Взял Мариану под руку, завел в спаленку. Тихо, чуть слышно сказал:

– Ты ему приглянулась.

– Только этого не хватало! Послушай, Барти, разве мы не можем есть у себя в каюте?

– Там видно будет. Но первым приглашением нельзя пренебречь, как бы ни хотелось.

Мариана сморщила нос:

– Кажется, меня ждет еще одно деяние из тех, что не прославят никого из доблестных сэров. Что за невезение!

– Если тебя это утешит, – хмыкнул рыцарь, – приходилось и доблестным сэрам изворачиваться, избегая внимания ханджарских моряков. В империи на этот счет не слишком разборчивы.

Мариана залилась краской.

– Дам тебе совет, Мариана: ханджары боятся гнева Господнего. На земле на этом не сыграешь: там, согрешив, можно тут же купить прощение. Отстоять службу, к исповеди сходить, на храм пожертвовать… Но в море, – Барти покачал головой, – сама понимаешь, до берега далеко, а святости корабельного капеллана может и не хватить против бури. А ты путешествуешь именем и во благо Церкви.

– Так ты нарочно это сказал? – У Марианы отлегло от сердца: как ни крути, а прикрыться именем Церкви куда проще, чем отбиваться от ненужных знаков внимания.

– Хуже всяко бы не было, – повел плечами рыцарь.

Сьер Кариссиен принял гостей так роскошно, что Мариана убедилась: по имперским меркам их каюта и впрямь скромна до убогости. В капитанскую трапезную вместилось бы с десяток отведенных пассажирам каморок. Сквозь оба окна – одно на палубу и другое на море за кормой – виделось все так ясно и правильно, будто не стекло в переплет вставлено, а пластины чистейшей воды хрусталя; солнечный свет потоком лился на белоснежную скатерть, вспыхивал огнем на золотых кубках и тонул в бутылях с вином. В рыжем с черным крапом ковре, сшитом из меха неведомого Мариане зверя, ноги тонули по щиколотку, а низенький диванчик под дальним от входа окном манил яично-желтым шелком подушек. Даже обшитые темным дубом стены при таком убранстве совсем не выглядели мрачно.