Меч Сварога - [36]

«Кострома, бела, румяна, за что любишь ты Купалу?» — «Я за то люблю Купалу, что головушка кудрява, а бородка кучерява…»

Лишь наутро Сирин поведала о беде той Купальнице Ночке… Ведь нельзя же брату с сестрою друга дружку любить по-супружески! Тут явилась Купальница к детушкам и нашла их утром в объятиях…

Знать, преступлен Закон Сварожий! Лишь вода преступление смоет, да огонь от скверны очистит!..

Молвил тут сестре брат Купала:

— Будет горюшко тем, что с тобой нас венчали! Будет плакать и мать, что в лесу нас нашла! Мы пойдём, сестрица, ко реченьке, да ко речке быстрой Смородинке… Да за тяжкое преступление воду примем как искупление…

Повалилась Кострома на землю. Её поднял, понёс брат Купала. Он понёс её ко глубокой воде, он понёс её ко широкой реке…

В воду он вошёл и сестру принёс. Плачет брат Купала, рыдает. Тонет тут Кострома, потопает… Только ручки да ножки видать, только малый язычок говорит:

— Прощай, братец милый! Прощай, родна мать! Примите, родные, последний привет… Прощай, белый свет!

А затем брат Купала на плот восходил, на плоту погребальный костёр разводил. И вступал сам в жаркое пламя, и сгорел он в нём над волнами… Пепел же развеялся над быстрой рекой, так обрёл и он в водах покой…

Купальница-мать по бережку ходит, рубашечку носит — тонку полотняну, шёлком вышивану… Купальница-мать всю ночь не спала, у Зари ключи крала. Землю ими замыкала, на цветы росу пускала — плакала всю ночь, рыдала:

— Не берите, люди, вы у брода воду — не вода то, а кровь Костромы и Купалы! Не ловите, люди, в тихой речке рыбу: то не рыба — это тела их! Руки их — это щуки. А ноги — сомы. Косы — водоросли. Очи — лилии. А вода с пеной — платье с рубахою…

Ой да рано-рано морюшко играло… В синем морюшке, во речной струе Кострома с Купалой лежали. На песочке золотом да у брода под кустом…

Говорит река: «Не приму я Купалу и Кострому!» Море говорит: «Не приму!» И волна плещет: «Выкину…»

Боги сжалились наконец, смилостливился и бог Велес. Об обиде прошлой забыл, и великое чудушко сотворил, брата и сестру возродил:

— Поднимайтесь, Купала и Кострома, брат с сестрою и муж с женою! Выходите вы из Смородины и ступайте в Навь, во дремучий лес! Обернитесь цветком-травою — той травою, что брат с сестрою! Тем цветком, что Купала-да-Кострома…

В ночь Купалы цветы будут люди рвать. Станут петь они, станут сказывать: «Вот трава-цветок — брат с сестрою, то Купала да с Костромою. Братец — это жёлтый цвет, а сестрица — синий цвет».

Сказы Лели Свароговны

Гой ты, Леля, Лелюшка!

Ты для сердца милая!

Ласковая девица

со златыми крыльями…

Ты скажи-поведай нам,

как без печали жить…

Коли нет любви,

можно ль не тужить?

Выходила Лелюшка

за Ирийские врата,

Выпускала Сокола

пёрышком из рукава…

И во полюшко ходила

да срывала первоцвет…

Только без любимого

мил ли Белый свет?..

ПРИСКАЗКА

Вот и Осень-полузимница на дворе… Пришли по распутице, да по палой листве Овсень-Таусень малый, за ним в огнях овинных Леля-заревница с Финистом, а вскоре и Сварожки с Радогощем[5].

В эту пору Велес обращается Финистом-Соколом и отправляется к Белозерью. А оттуда, уже Волком Огненным, бежит он по тёмным лесам к озеру Светлоярову. И верхом на том Волке едет сама Леля-заревница.

И прибежав к озеру, они празднуют приход Овсеня и пьют ольвину медовую, на лепестках диких роз настоенную.

И веселье, бьющее через край, смешит Финиста и Лелю. А когда смеются они, будто звенят серебряные колокольчики, и сияние разливается по холмам, и светло становится как днём над озером Светлояровым.

И берендеи играют тогда на рожках, волынках, свирелях и пищалках, и отплясывают, и выкатывают бочки с ольвиною медовой и всех угощают… Овсень-Таусень пришёл и гостей привёл!

— Ой-ле! Велес-свят и Леля-заревница! — взываем мы. — Как вам напиточек? По вкусу ли пришлась ольвина медовая? Не была ль кисла? Теперьче, иныя брешут, ольвина уж не та… Прадеды наши, говорят, умели готовить толковей. А нонче секрет-то утерян…

Но Велес возражает:

— Коли бы пращуры оставили нам попробовать ту ольвину, то по прошествии лет и мы её непременно честили бы кислой… А ежели кислая та ольвина, что лучше всех была, то не значит ли это, что и эту следует тако же звать?

— А чтобы никто про это не сведал, — улыбается Леля-заревница, — с нею мы поступим точно так же!

— Как? Как именно? — вопрошаем мы.

И Велес-свят с Лелею отвечают:

— Мы её выпьем всю до последней капли!

И над озером Светлояровым снова разносится смех. А когда смеются Финист и Леля, мнится нам, что полыхают зарницы и набегают тучи…

Осень ненастная… Нет ещё наста! Но дождь всё льёт и льёт. Семь непогод на дворе! Осень поздняя и сеет, и веет, и крутит, и мутит, и ревёт, и сверху льёт, и снизу порошею метёт!

Это Зима-матушка близится… И идёт она с дочкою Снегурочкою. А рядом идёт и возлюбленный её Лель Сокольник, сын Лели-заревницы и Финиста-Сокола…

* * *

А вот уже и Осень с нами прощается, а Зима на пороге. И лёг мягкий первый снег, как пушок. И значит, пора уже лепить Снегурку, бабу снежную и нежную, да идти за ёлочкою в Берендеев лес.

— Ба-ушка, а ба-аушка… — тереблю я за рукав бабу Любу. — Расскажи о Снегурочке. Кто она такая?