Меч и ятаган - [5]

— Напрягись! — Выкрик ла Валетта был едва слышен поверх буйного рева воинства.

Томас смолк и стиснул зубы, пригнувшись и крепко уперев широко расставленные ноги; одной рукой он схватился за ограждение. Те, кто был рядом и у кого хватило сметки понять, что сейчас будет, последовали его примеру. Палуба под ногами будто подпрыгнула, а стоящий сзади солдат, задев Томаса плечом, грохнулся с еще несколькими на палубу. Обиженно застонала передняя мачта, у которой с треском лопнул один из вантов. Из-под палубы донеслось приглушенное страдальческое мычание гребцов, которых ударом посбрасывало со скамей, но удержали, впившись в плоть, кандалы. Нос «Быстрой лани», специально укрепленный для таких таранных столкновений, с тяжелым скрежетом вознесся вверх, весь в свежих зазубринах, а вражеский галиот под ударом резко накренился, отчего десятки магометан, шумно гомоня, кубарем откатились к дальнему борту, а некоторые слетели через него в море.

— О, Господи Иисусе, — пробормотал Стокли, поднимаясь на ноги рядом с Томасом.

«Быстрая лань» замерла на воде в секунду пронзительного затишья, когда команды обоих судов, частично оглушенные, приходили в себя после удара. И тут предрассветную прохладу разорвал голос ла Валетта:

— Крюки! Кидать на ту сторону, клинить у себя!

— А ну, — Томас махнул Стокли и, опустив копье, метнулся и подхватил один из разлапистых абордажных крючьев на буте веревки. Выпростав небольшой ее отрезок, крюк он подкинул и стал сноровисто раскручивать у себя над головой, а когда выпустил, тот дугой перелетел через чужую палубу и исчез за ней. Томас тут же дернул веревку на себя, избавляясь от провеса, и начал быстро обматывать ее вокруг крепительного клина. В это время через неприятельское судно летели уже и другие крючья, всаживаясь в дерево.

— Табань! — рявкнул ла Валетт. — Живее, живее! Комит, не жалеть плетей!

Гребцы, взгромоздившись обратно на свои скамьи, ухватились за рукояти весел, отполированные за годы безвестными предшественниками, что мучились здесь до них. Приказ табанить поступил раньше, чем они успели изготовиться, а потому первый удар весел по обе стороны вышел невпопад, со всплеском. Тем временем Томас с Оливером, управившись со своими веревками, возвратились в авангард солдат на главной палубе.

Некоторое время «Лань» не двигалась, продолжая давить носом борт неприятельского судна. Но вот она с плавным креном начала отстраняться, а привязанные к абордажным крючьям веревки туго натянулись через неприятельскую палубу. С кормы раздался тревожный возглас: капитан корсаров осознал опасность. Кое-кто из его людей взялся сечь натянутые веревки, но из-за крена палубы это удавалось лишь считаным единицам, что каким-то образом успели забраться наверх по круто поднявшемуся противоположному борту.

Однако было уже поздно. «Быстрая лань» начала отходить, волоча за собой дальний бимс [12]корсарского судна. Черпнув ближним бортом воды, галиот грациозно опрокинулся, сронив при этом в море всю незакрепленную оснастку, а вместе с ней и экипаж. Через решетку палубного настила мелькнули искаженные ужасом лица гребцов, прикованных к своим скамьям. И вот их уже нет, они ушли под поверхность, и лишь облепленное ракушками чрево галиота лоснилось на потревоженных водах бухты. Абордажные крючья отсекли, концы улетели в море. Вокруг корабельного корпуса в попытке остаться на воде барахтались десятки людей. Те, кто умел плавать, направлялись к безопасному берегу, благо он был не так уж далеко. Остальные хватались за все, что только держалось на воде, или пытались уцепиться за брюхо судна.

Люди на христианской галере победно кричали, только Томас этого ликования не разделял. Перед глазами у него все еще стояли лица гребцов с перевернувшегося вражеского судна. В большинстве своем они были такие же христиане, как и он сам, взятые в плен и обреченные на галерное рабство, — и вот теперь умерли ужасной смертью от рук своих единоверцев. Томас и сейчас представлял их там, в безвыходном плену под водой, среди холода и мрака, где в легкие вместо воздуха вливается морская вода… От одной этой мысли становилось тошно.

По плечу его хлопнула рука — Оливер Стокли, улыбка от уха до уха, во всяком случае пока он не разглядел лица Томаса. Тогда он недоуменно нахмурился:

— Что с тобой?

Тот попробовал было ответить, но не находилось слов для описания холода, что сковывал сердце. Тогда в попытке стряхнуть это чувство он мотнул головой:

— Да так, ничего.

— Ну так присоединяйся, — Стокли радушным жестом обвел безудержно ликующих солдат.

Томас, удостоив их беглого взгляда, повернулся в сторону еще одного вражеского галиота, отстоящего менее чем на четверть мили. Корсары обрубили якорный канат и развернули свое судно так, что оно теперь смотрело прямиком на «Лань».

— А вот с ними эта уловка не пройдет, — кивнул он на неприятеля.

Уловив краем глаза движение, Томас бросил взгляд в другую сторону и увидел, что команда галеона спешно взбирается по вантам и рассредоточивается по реям, готовясь распускать паруса. Скоро они двинутся в путь, но при таком слабом ветре, к той поре как будет решена участь второго галиота, корабль турок доберется в лучшем случае до выхода из бухты, так что время пока терпит. С этой мыслью Томас вернулся вниманием к корсарскому галиоту.