Мазохизм: Юнгианский взгляд - [48]

Мазохистское представление часто демонстрирует сумятицу и быстрый темп драматического произведения. В своей навязчивой потребности, в наличии напряжения и крайностей мазохист вынужден увеличивать накал своих эмоций, что и отражается на маске. Парадоксально, ибо в последней части драмы маска становится стеной, защитой, блоком, плотиной, препятствующими внешнему выражению. Тогда эти скрытые чувства делаются более сильными и сконцентрированными, как тепло в герметичной камере. Такого накала страстей нельзя избежать, и мазохист не избегает их. Тогда публичное представление одновременно становится напряженным внутренним переживанием.

Фрейд утверждал, что эксгибиционизму предшествует скоптофилия (сексуальное наслаждение при виде обнаженного тела), что желание смотреть на чью-то наготу возникает до желания выставлять себя напоказ другим. Оба этих желания внутренне связаны: желание видеть, желание быть увиденным и поиск этого желания в себе. На другом полюсе скоптофилии находится стыд. Стыд — это запрет, мешающий получать наслаждение от увиденного, и нетерпимость к тому, чтобы быть увиденным или уязвимым. Демонстративность и разоблачение — неудачные спутники мазохизма. То, что мазохизм демонстрирует, — не полностью соответствует тому, что он хочет показать. Он может демонстрировать боль, но скрывать унижение и наслаждение, которые в ней содержатся. Он может привлекать внимание к своим недостаткам, но эти недостатки не будут самыми важными или даже самыми настоящими его грехами. Мазохист-демонстратор с разной степенью успешности пытается управлять тем, что хочет показать. Он прыгает и скачет на сцене в своем половинчатом танце, чтобы заставить захваченную аудиторию сомневаться: правда это или иллюзия; что это: настоящий танец или просо кривляние калеки?

В конечном счете по своей сути мазохист — калека, т. е. неполноценный. Но вместе с тем он — успешный и артистичный танцор. Существует эротическое удовольствие в том, чтобы оставаться внутри порочного круга и вовлекать в него других. Каждое представление — зов к эротическому соединению, попытка привлечь к себе садиста. В процессе этого соблазнения мазохист испытывает тайное наслаждение своим стыдом и запретным удовольствием оказаться на виду, быть ласкаемым взглядами окружающих. Если представление достаточно привлекательно, оно соблазняет аудиторию перейти от случайного наблюдения к вуайеризму, а в конце концов — и к садизму. Несмотря на враждебность и отвращение аудитории, а в действительности непосредственно из-за них, «звезда» может закончить свое выступление, втайне себе аплодируя. Занавес.

Конец представления, занавес, тайный успех и очевидный провал, защита, облегчение, появление на публике, усиление напряжения, внешнее выражение, интериоризация… ничего удивительного в том, что драма запутана и запутывает зрителя! Наверное, самый простой и самый явный элемент в мазохистском эксгибиционизме — это лицо навязчивости, неподвижности, эта необходимость раскрывать — и скрывать — свою личную боль и свое непередаваемое удовольствие от того, что делаешь. Независимо от стиля демонстрации за маской всегда скрыто присутствует один фактор — отвращение к себе. В процессе демонстрации именно боль и отвращение к себе как к мазохисту и эксгибиционисту могут проявляться меньше всего, но они сильнее всего чувствуются.

Отвращение противоположно стыду и является защитным средством от него. При постоянных приступах сильного стыда мазохист отступает, превращаясь в свою противоположность. Один мой коллега заметил, что эксгибиционисту нужно вызвать у своей аудитории отвращение, чтобы почувствовать более сильное унижение; через других у него бурно растет — и количественно, и качественно — чувство: насколько он отвратителен в действительности3. Это порочный мазохистский круг: все вокруг — садисты, а мазохист — всегда мазохист. Порочность возрастает с новой энергией каждый раз, когда мазохист ощущает отвращение другого человека.

Когда мазохист един со своей аудиторией в чувстве отвращения, они незаметно объединяются против стыда. Согласно Аристотелю, стыд заметен сразу, а отвращение не бросается в глаза и выставляет на поверхность лишь обманчивую видимость, а не истинный стыд и не подлинное значение. Следовательно, отвращение не может ничего изменить.

Не отвращение, а уважение препятствует проявлению слишком сильного стыда. Мазохисты хотят, чтобы их уважали, любили, а не только на них смотрели. Но постоянно испытывая ощущение бесполезности и унижения, высокомерия и боли, они не могут удостоиться любви. Любовь к мазохисту — вещь страшная и невозможная. В своей ненасытности, стремлении привлечь к себе повышенное внимание, неустанном манипулировании и неспособности принять любовь, даже когда ее предлагают, мазохист заслуживает жалость, — которая вызывает еще больше отвращения. Эта установка защищает столь свойственное ему унижение, заставляя его пребывать в согбенном состоянии и защищает столь знакомую ему боль, удерживая его на самой грани мучительных сомнений в отношении своей истинной ценности.

Другая сторона проигрыша и падения связана с тайной надеждой, что он все же способен к любви. «Посмотри, как мне больно» означает: «Полюби меня, несмотря на то, что я такой». В этом неистовом переменчивом стремлении добиться уважения, в его поступках, терпении и способностях может раскрыться его патологическая гордость. Истинный смысл его воззвания таков: «Лучше бы ты полюбил меня с моей невозможной судьбой!» Это искаженное послание, как нелепый и неуклюжий клоун в центре круга, исходит из сдавленного вопля, раздирающего и смущающего сердце. Оно возлагает тяжкое бремя на молчаливого наблюдателя, вынужденного в отчаянии преодолевать свое отвращение к бесстыдной демонстрации эксгибиционистом своего грубого влечения.