Мазепа - [43]

После покорения Азова военная деятельность Козаков гетманского регимента сосредоточилась на Днепре. Еще когда гетман и Шереметев стояли на реке Берестовой, Неплюев осмотрел Таванск, нашел его, даже с приделанным земляным валом, очень тесным, распределил ратным людям работы по расширению вала, осмотрел кроме того Кизикермень и Шингирей и доносил, что удобнее всего исправить и укрепить Шингирей. И гетман Мазепа разделял этот проект и приказал вместе с ратными царскими людьми работать своим козакам, посланным в Таванск, над которыми начальником, вместо недавно умершего полковника Ясликовского, назначил сердюцкого полковника Чечела.

Надобно было ожидать новых неприятельских действий. Запорожцы, ободрившись недавними успехами, изъявляли желание снова пуститься в море и просили дать им досок, канатов и снастей на постройку сорока морских судов. Гетман сообщал царю, что сам он желает от себя построить для малороссиян 50 судов, и просил дать ему на то материал. Царю Петру нравилось такое предложение: указано было купить все нужное в приказе Большой казны и доставить в Малороссию, а из Запорожья прислать в Москву мастеров стругового дела. Гетман послал какого-то Василия Богуша с семью товарищами, с кормщиками и с передовщиками, но тут же заметил, что, кроме Запорожья, во всем малороссийском крае нет таких мастеров. Видно, что гетман старался угодить царю и сам вызывался с тем, что царю в то время нравилось, но в то же время он с осторожностью заранее отклонял от себя исполнение таких невозможных требований, каких мог ожидать от царя, зная его пылкую и предприимчивую натуру. По сказке присланных в Москву запорожских мастеров указано было для строения судов готовить лесные материалы в Брянске, а для отыскания годного к судостроению леса посланы были туда те же самые запорожские мастера. Гетману указывалось прислать туда для рубки леса рабочих и плотников. Дело это пошло не так скоро, как бы могло. Возникли недоразумения от воевод брянского и трубчевского, которые, по жалобам на них от гетмана, оправдывали себя тем, что не допускают рубить только бортных деревьев, с которых крестьяне платят в казну медовый оброк.

Между тем еще с декабря 1696 года к гетману стали приходить зловещие вести о новой грозе бусурманского вторжения, и 1 января 1697 года гетман созвал старшин и полковников на съезд. Обсуждались меры защиты края, и «по многих разговорах» решили, что жители сами себя должны оборонять, а всего войска раннею весною собирать не следует, пока не узнают наверное о готовности неприятелей к вторжению, потому что движения и подходы войска отзываются тягостями и разорениями на жителях. Гетман приказал всем полковникам готовить в своих полках суда, годные для морского и речного плавания, и хотя полковники отговаривались, что у них в полках нет дерева, пригодного для судостроения, но гетман подтвердил им, что они должны приложить все свое старание, чтобы угодить «царской богоподобной воле».

Раннею весною получены вести, что крымский хан собирается громить Таванск, и в апреле гетман, по царскому указу, уговорился с князем Яковом Федоровичем Долгоруким идти в плавной поход вниз по Днепру от Новобогородска и выступать тотчас, как только пригонятся к устью Самары суда, изготовляемые в Брянске и сплавляемые Десною в Днепр. 11 мая известил гетман приказ, что уже у его полковников сделано 70 стругов морских и 600 лодок, а 23 числа того же месяца доносил, что мастер Василий Богуш спровадил в Десну, а оттуда в Днепр к назначенной цели изготовленные в Брянске суда, из которых 50 назначалось для городовых Козаков и 40 для запорожцев. Затем думный дворянин Неплюев, назначенный быть в «сходных товарищах» Якову Федоровичу Долгорукому, доставил из Брянска еще 121 струг, и 25 мая последовал царский указ о плавном походе. Его целью было овладение Очаковом и защита Таванска и новоотстроенного Шингирея.

Тем временем татары стали врываться в слободские полки, и хотя в первой половине мая чугуевский воевода и харьковский козацкий полковник разбили их загон, но вслед за тем явилась другая многочисленная орда тысяч в двадцать и, разделившись на чамбулы[83], наделала опустошений в слободах около Валок.

Гетман собирался в поход, а между тем его стали опять беспокоить прежнего рода внутренние враги. Стародубец Сусла подал киевскому губернатору донос на гетмана Мазепу в таком же духе, в каком подавались на него и прежде доносы. Мазепа — не русский человек, а поляк, расположен больше к Польше, чем к России, сносится с панами и с королем о том, как бы Украину подвернуть снова под власть Польши; держит у себя в приближении охотных Козаков, компанейцев и сердюков[84], где все наголо одни поляки служат; городовые козаки не терпят ни его, ни своих полковников и сотников, которые, за покровительством гетмана, разобрали себе козацкие земли и самих Козаков обращают себе в подданство; во время последнего похода гетман не мог собрать вокруг себя всех полков, потому что у Козаков было намерение побить гетмана и старшин, а против киевского полковника Мокиевского взбунтовались его полчане оттого, что их полковник, родом поляк, делает над ними насилия. Донос этот послан был в Москву, а государь приказал препроводить его к гетману. Мазепа чрез посланного нарочно по этому поводу канцеляриста Чуйкевича объяснял, что в доносе все ложь, у гетмана нет родни «лядской» веры, из начальных людей все веры православной и между охотными козаками нет ни одного поляка. И то ложь, будто обращают Козаков в подданство; не было в том ни одной жалобы, а если бы такие возникли, то на то есть войсковой суд. Иные козаки, обнищавши, сами желают поступить в мужики, но этого им не дозволяется, как равно из мужиков не вписывают в козаки, согласно царскому указу. Гетман в последнюю войну не мог стоять долго со всеми полками не потому, что опасался бунта, а потому, что войско было раскинуто по разным местам, опасаясь неприятеля с разных сторон. Киевский полковник совсем не лях, а чистый русин: дед его при Хмельницком положил голову под Чортковым, а отец — на Дрижипольской битве под Ахматовом, и бунт против киевского полковника произошел оттого, что козаки недовольны были, зачем их ведут на море. Главные зачинщики этого бунта убежали, а прочих наказали и отпустили. Так оправдывал себя Мазепа против нового доносчика.