Мазепа - [3]

Был сатана тут виноват.

Не заскучавший ли ханжа

Благочестивой желчи дал

Исход, от зависти дрожа?..

И раз лазутчиков отряд

Вдруг ночью нас поймал!

Был вне себя от гнева граф;

Я — без меча; но и представ

С мечом, в броне до самых пят,

Толпою все ж бы я был смят.

Уединенный замок; ночь;

Глушь деревенская; помочь

Кто мог бы мне? Дожить до дня

Я и не думал: для меня

И миги сочтены. С мольбой

Воззвал я к деве пресвятой

Да к двум иль трем святым; свой рок

Приняв, сколь ни был он жесток.

Рой слуг меня во внешний двор

Повел. С Терезой разлучен

Был навсегда я с этих пор.

Представьте же, как был взбешен

Наш гордый непреклонный граф!

И он, по совести, был прав:

Боялся он, чтоб наша связь

В потомстве не отозвалась;

Бесился, что запятнан герб,

Что родовая честь ущерб

Несет, что древняя семья

Вся происшествием таким

Оскорблена с главой своим:

Он твердо верил, что пред ним

Склонен весь мир, и первый — я.

Ах, черт! С пажом! Будь то король,

Ну что ж, куда ни шло, — изволь!

Но паж! Сопляк!.. Я гнев понять

Мог — но не в силах описать!..

IX

«— Коня сюда! — Ведут коня.

Нет благородней скакуна!

_Татарин_ истый! Лишь два дня,

Как был он взят из табуна.

Он с мыслью спорил быстротой,

Но дик был, точно зверь лесной,

Неукротим: он до тех пор

Не ведал ни узды, ни шпор.

Взъероша гриву, опенен,

Храпел и тщетно рвался он,

Когда его, дитя земли,

Ко мне вплотную подвели.

Ремнем я был к его спине

Прикручен, сложенным вдвойне;

Скакун отпущен вдруг, — и вот,

Неудержимей бурных вод,

Рванулись мы — вперед, вперед!

X

«Вперед! — Мне захватило грудь.

Не понял я — куда наш путь.

Бледнеть чуть начал небосвод;

Конь, в пене, мчал — вперед, вперед!

Последний человечий звук,

Что до меня донесся вдруг,

Был злобный свист и хохот слуг;

Толпы свирепой гоготня

Домчалась с ветром до меня.

Я взвился в ярости, порвал

Ремень, что шею мне сжимал,

Связуя с гривою коня,

И на локтях кой-как привстал,

И кинул им проклятье. Но

Сквозь гром копыт, заглушено,

К ним, верно, не дошло оно.

Досадно!.. Было б сладко мне

Обиду им вернуть вдвойне!

Но, впрочем, мой настал черед:

Уж нет ни замка, ни ворот,

Ни стен, ни подвесных мостов,

Мостков, бойниц, решеток, рвов;

В полях ни стебелька; жива

Одна лишь сорная трава

Там, где очаг был. Будь вы там,

Ни разу б не приснилось вам,

Что был тут замок. Видеть мне

Ту крепость довелось в огне,

Как падал за зубцом зубец,

И тек расплавленный свинец

Дождем с обуглившихся крыш!

Нет, — месть мою не отвратишь!

Не чаяли они, гоня

Молниеногого коня

Со мной на гибель, что опять,

С десятком тысяч скакунов,

Вернусь я — графу честь воздать,

Раз он пажей катать готов!

Он славно пошутил со мной,

Связав со взмыленным конем;

Ему я шуткою двойной

Недурно отплатил потом:

Всему приходит свой черед,

И тот, кто миг подстережет,

Возьмет свое. Где в мире путь,

Которым можно ускользнуть,

Коль недруг жаждет счеты свесть

И в сердце клад лелеет — месть?

XI

«Вперед, вперед — мой конь и я

На крыльях ветра! След жилья

Исчез. А конь все мчался мой,

Как в небе сполох огневой,

Когда мороз, и ночь ясна,

Сияньем северным полна.

Ни городов, ни сел, — простор

Равнины дикой, темный лес

Каймой, да на краю небес

Порой, на смутном гребне гор,

Стан башни: от татар они

Хранили степь в былые дни,

И все. Пустыня. Год назад

Турецкий тут прошел отряд,

А где спаги оставил след,[9]

Травы в лугах кровавых нет.

Был сер и дымен небосвод;

Унылый ветр стонал порой,

И с ним бы стон сливался мой,

Но мчались мы — вперед, вперед

И глох мой вздох с моей мольбой.

Лил ливнем хладный пот с меня

На гриву буйную коня,

И, в ярости и страхе, тот,

Храпя, все длил безумный лет.

Порой казалось мне, что он

Скок замедляет, изнурен;

Но нет, — нетрудной ношей был

Мой легкий стан для ярых сил;

Я шпорою скорей служил:

Лишь дернусь, боли не стерпев

В руках затекших, — страх и гнев

Коню удваивают пыл;

Я слабо крикнул, — сгоряча

Рванулся он, как от бича:

Дрожа при каждом звуке, он

За трубный рев мой принял стон.

Ремень мне кожу перетер

Меж тем, и кровь текла по нем,

И в горле сдавленном моем

Пылала жажда, как костер.

XII

«Мы в дикий лес влетели; он

Шел без конца, со всех сторон;

Пред строем вековых стволов

Сильнейших бурь бессилен рев,

Что, из Сибири налетев,

Здесь листья лишь дерут с дерев.

Он впроредь рос, а ширь полян

Покрыл кустов зеленый стан,

Чья, пышная весной, листва

С туманом осени — мертва

И падает к ногам дерев,

Суха, безжизненно зардев,

Как кровь на мертвецах, что в ряд

Непогребенные лежат,

И ночь дыханьем ледяным

Так заморозит лица им,

Что даже вороны подчас

Не выклюют зальдевших глаз…

То дикий был подлесок. Вкруг

Там мощный дуб вставал, там бук,

Там грубая сосна; но ствол

Не, льнул к стволу, не то б нашел

Я рок иной; путь уступал

Кустарник нам и не терзал

Мне тела. Жить еще я мог:

Стянул мне раны холодок,

И не давал упасть ремень;

В кустах мы мчались целый день,

Как вихрь; я слышал волчий вой

И волчий бег в глуши лесной,

Звук неуемных их прыжков,

Что бесят гончих и стрелков;

Они летели нам вослед,

И не спугнул их и рассвет;

Была — не далее сука

С зарей их стая к нам близка,

И слышал я сквозь мрак ночной

Вплотную в гущине лесной

Пугливый бег их воровской.

О, если б дали мне мое

Оружье, — меч или копье,

Чтоб мог, коль надо умирать,

Жизнь подороже я продать!

В начале скачки я мечтал,

Чтоб конь мой, изнурен, упал;