Майские ласточки - [49]

Ачкасов расстелил карту на столе и стал раскладывать на ней треугольники, квадраты и полоски. Как мозаика, собралась северная часть полуострова с рекой Харасавэй, безымянными россыпями озер на просторах тундры, лежащей перед океаном.

— Я рад, Белов, что вы знаете карту!

Олег Белов, как и командир эскадрильи, в дни прихода на аэродром подходил к своему вертолету, любовно оглядывал его и громко спрашивал:

— Как ночевал, старик? Соскучился без полетов? Посмотри, какую погодку сочинили нам ветродуи. Я тоже хочу полетать!

Ачкасов удивлял молодого летчика постоянными выдумками, неистощимой фантазией. Вернувшись из полета, отодвигал грузовую стрелу и начинал подтягиваться, как на турнике.

— Сдаем нормы на ГТО. Кто за мной, стройся!

Олег Белов считал: комэска подтянулся двадцать раз. Он, как ни старался, сумел лишь восемь раз. Бортмеханик Вась-Вась — десять раз.

Ачкасов смотрел на молодого летчика, и синеватые белки его глаз поблескивали. Прятал улыбку. А Олег Белов напряженно ждал, что командир скажет: «А ты слабак, Белов. Слабак!»

Он закусил губу от обиды — будет тренироваться каждый день. Докажет командиру, чего он стоит на самом деле. Нет, он не слабак!

Пришло лето с белыми ночами. Во дворе общежития молодых летчиков доживал последние дни сугроб талого снега, иссеченный свинцовой тяжестью сорвавшихся с крыши капель. Под забором просыхала поленница дров, и круглые торцы сосновых поленьев медленно желтели под солнцем, как шляпки подсолнухов.

Радостное чувство не покидало Олега Белова с самого утра, когда он после зарядки вышел во двор обтираться холодной водой. Остро запахло смолой, словно он оказался в сосновом лесу. Он удивленно оглянулся и увидел кладку дров, прошитых насквозь белыми стежками плесневых грибов. На круглых срезах с годовыми кольцами блестели янтарные капли. Он стал с наслаждением обламывать смолу и растирать между пальцами, жадно вдыхая терпкий запах. Не признавался, что устал от дождей и туманов, до боли соскучился по деревьям, шелесту листьев. Нетерпеливо ждал настоящего тепла и жаркого солнца.

Месяц назад Олег Белов начал летать первым пилотом Ми-8 с нравом самостоятельного подбора площадки. А это означало, что он мог работать в экспедициях и поисковых партиях и сажать вертолет в любой точке.

Память вернула его к тем беспокойным дням ожидания, когда в эскадрилью пришел приказ выделить вертолет для работы на Харасавэй. Ачкасов закрылся в кабинете с начальником штаба эскадрильи, и они принялись обсуждать кандидатуры. С детских лет Олег упрямо считал, что стоит захотеть сильно и все сбудется. Для исполнения желания только надо три раза громко крикнуть: «Я хочу, я хочу, я хочу!» Ложась однажды спать, он быстро сказал заветные слова: «Я хочу лететь на Харасавэй, я хочу лететь на Харасавэй».

— Олег, ты что бредишь? — удивленно спросил Томас Кузьмичев, отрывая голову от подушки. — Ты не заболел?

— Спи!

Всякие мысли не давали долго уснуть. Ачкасов не захочет послать его в дальнюю командировку, в эскадрилье есть более опытные летчики, но он тут же заспорил с самим собой: «Надо смелее выдвигать летчиков. Во время войны не обращали внимания на возраст. Георгий Иванович Нецветаев летал на Пе-2 фотографировать немецкую оборону?» А его отец? Им было по двадцать два года! Он старше их — ему уже двадцать четыре. Надоело слышать: молодой летчик. Мысленно перечитывал знакомую карту Ямала. Она перестала быть для него мертвой. Вычертил маршрут полета. За широкой Обью произойдет первая встреча с озерами Яро-то и Тэран-то. А потом сотни километров полета над тундрой через болота и озера до рек Ирибий и Ясовей-яха. Он устремлялся все дальше на север к Байдарацкой губе. Во время полета он будет поддерживать радиосвязь с аэродромами Нового порта, мыса Каменный и Сей-яхой. Будь он на месте Ачкасова, обязательно бы послал его, Олега Белова, в Харасавэй.

Хотя и распалял себя Олег Белов, а особых надежд не питал, что комэска пошлет его на Харасавэй. Вздыхая, утром отправился на аэродром.

— Как дела, сынок? — встретил вопросом в штабе Ачкасов летчика и с особой заботой похлопал по плечу. — Запланировал тебе полет на Харасавэй. Завтра вылетать. Будешь работать в экспедиции.

От неожиданной радости Олег едва удержался на ногах. Он даже забыл, что надо поблагодарить командира. С мальчишеским азартом, не чувствуя под собой ног, помчался на второй этаж, перескакивая сразу через несколько ступенек, чтобы поделиться неожиданной новостью с Томасом Кузьмичевым. По дороге попался Нецветаев.

— Григорий Иванович, завтра я лечу на Харасавэй! — выпалил он одним духом. Командир звена давно стал для него самым дорогим человеком. Олег тянулся к Нецветаеву, чувствуя в нем отцовское участие и постоянную заботу.

Нецветаев понял состояние летчика. Перед каждым вылетом его тоже охватывало подобное чувство, и оно не притуплялось новыми полетами. Он считал, что летчики похожи на художников, а полет — на творчество. Его постоянно поражали неповторимые рисунки облаков, удивляли глубокая синева неба, краски лесов, рек и озер. От времени картины менялись, и знакомые места выглядели каждый раз по-новому.